Приватизация по-российски - [35]

Кроме противной и изматывающей борьбы с сомнительными приватизационными проектами, было еще одно чрезвычайно трудоемкое, болезненное и гнусное дело, о котором я уже говорил, — это дележ помещений для министерств и ведомств. Тогда еще не было всесильной администрации президента в нынешнем ее виде, не было Паши Бородина, главного хозяйственника Кремля, и все вопросы, связанные с распределением помещений, процентов на 95 висели на мне. И стоило мне появиться на любом заседании правительства, на любом совещании, как тут же меня начинали атаковать два-три министра сразу:

— Слушай, ты вот мне обещал восемьсот метров, а дали только семьсот шестьдесят пять.

— Ты же говорил, что помещения выделены, а дело никак не доведут до конца.

— Мы пытались въехать, а нас охрана не пускает.

На все это уходило ужасно много времени, и это было для меня каким-то сплошным кошмаром: уклониться нельзя — нет никакого третейского судьи; затянуть нельзя — получишь нагоняй от президента. А в итоге все всегда недовольны и все обижены, потому что каждому министру кажется, что его сосед лучше “сидит”. Недовольные прорывались к президенту, добивались отмены моего решения, и все опять начиналось по новой.

Вообще когда я сел в кабинет председателя Госкомимущества, у меня было такое ощущение, что на меня обрушилась лавина. Пачки бумаг на столе ожидают подписи. Телефоны не умолкают: десятки звонков ежеминутно. В приемной — толпы каких-то людей, которые пытаются к тебе прорваться. И ты сам еще толком не понимаешь, что требует действительно срочного ответа, а что может и подождать. Губернаторы и председатели советов, министры и иностранцы, директора и депутаты, руководители фирмочек и президенты компаний — и все это в абсолютная неупорядоченном, непрерывно движущемся потоке. Передоверить дела? Непонятно, кому. Потому что структура еще не сформирована. Выбрать во всем этом потоке главное — вот была непростая задачка тех дней.

Впрочем, о том, что самое главное — это программа приватизации, мы в команде не забывали ни на минуту. И на самом деле все силы были брошены в первую очередь именно на разработку программы. Документы готовились фантастически быстрыми темпами: 10 ноября было назначено новое правительство, а 29 декабря уже появились постановление правительства, указ президента и решение Президиума Верховного Совета.

Параллельно занимались и отлаживанием структуры Госкомимущества, аппаратной рутиной. С психологической точки зрения очень важен был переезд комитета из здания на Новом Арбате в особняк недалеко от Старой площади, в проезд Владимирова. Для любого чиновника, особенно чиновника среднего звена, очень важен этот момент: где “сидим”? Это момент знаковый: насколько комфортабельно, насколько престижно, как далеко от Кремля? Именно по нему чиновничество в массе своей судит о силе и влиятельности ведомства, о его месте и роли в системе управления. Переезд Госкомимущества ближе к Кремлю был расценен знатоками как сигнал о безусловном укреплении его позиций.

Итак, аппарат в проезде Владимирова был в основном отлажен и отмобилизован для выполнения ответственных задач — управления государственной собственностью, организации и проведения приватизации. Вопрос оставался за “малым”: а чем управлять-то? В стране существовало три десятка министерств и ведомств, которые четко знали: поруководить предприятиями — это их, святое. Никакое Госкомимущество никем всерьез не рассматривалось. Министерства, по сути, “руководили” и реально идущей приватизацией, той самой — номенклатурной, стихийной, воровской, в результате которой они и выигрывали прежде всего. Причем их право на управление мы и оспаривать-то, особо не могли, оно было закреплено юридически десятками постановлений правительства и Верховного Совета.

Причем противостояние Госкомимущества и министерств было не только на федеральном, но и на местном уровне. В каждой области существовали отраслевые департаменты, которые десятилетиями управляли соответствующими объектами. Работники этих департаментов обладали личными связями, наперечет знали всех руководителей предприятий и регионов, а также хорошо представляли, в чем заключаются интересы этих руководителей. Короче, в старой экономике эти ребята являлись реальными хозяевами, и было понятно, что власть свою они просто так никому не отдадут.

Под свое вторжение мы стали прежде всего готовить юридическую базу. Решили предпринять нахальный ход — пристегнуть к готовившемуся тогда постановлению Верховного Совета о разграничении собственности между различными уровнями управления один пункт, который принципиально изменял взаимоотношения между Госкомимуществом и министерствами. “Полномочия по распоряжению государственным имуществом, делегированные до 10 ноября 1991 года министерствам, ведомствам и иным субъектам, утрачивают свою силу с момента принятия настоящего постановления”, — записали скромно, как бы между делом.

Дальше заложили норму о том, что правом распоряжаться объектами федеральной собственности на территории Российской Федерации обладает исключительно Госкомимущество. А объектами республиканской собственности — комитеты управления имуществом республик. Упомянули и некую возможность компромисса: делегировали министерствам и ведомствам полномочия Госкомимущества по заключению контрактов с руководителями и утверждению уставов предприятий. Министерства тогда расценивали возможность назначать и снимать директоров как вопрос своей жизни и смерти, и для них это была очень важная уступка.