Притяжения [новеллы] - [45]

Я закусил губу, вспомнив, с какой покорностью он был готов дать себя задушить вчера ночью. Несчастный случай или самоубийство — как бы то ни было, происшедшее укладывалось в определенную логику. Я избавляюсь от семьи, я клюнул на авансы Марины, сейчас я вернусь и брошусь в ее объятия — значит, дому больше не нужен Гай. В моей голове зазвучали слова кюре, которые я со вчерашнего утра изо всех сил старался забыть. Дом неустанно повторяет одну и ту же историю: любовь, убийство, надругательство… Мне не было страшно. Я принял вызов. Настал мой черед.

— Ну что, все, я могу открыть глаза? — спросила моя жена.

Нажав на акселератор, я сказал равнодушно:

— Это тот самый бродяга, которого я выгнал вчера. Деревенский дурачок. Это он изрезал палатку.

Я увидел в зеркальце, как вздохнули с облегчением дети. Теперь они могли оставить меня со спокойной душой, и совесть их больше не мучила. Вот и славно.

На вокзал мы приехали за десять минут до отхода поезда. Погрузив чемоданы, я оказался лицом к лицу с Кристиной, которая пристально смотрела на меня с чопорным видом. Мне нетрудно было прочесть субтитры. С самой свадьбы мы не расставались больше, чем на три дня.

— Я скажу твоему отцу, что ты остался из-за трейлера, — проговорила она, чеканя каждое слово.

Я всмотрелся в ее глаза в поисках тени подозрения. Но увидел только ультиматум: она думала о себе. О соблюдении декорума. О том, чтобы скрыть от свекра мою депрессию, которую она воспринимала как личное фиаско. Я ответил: конечно, и, так же, как она, чеканя слова, произнес: я остаюсь из-за трейлера.

Сжав губы, она подставила мне щеку. Дети расцеловали меня, похлопывая по спине, стискивая плечо, точно тренеры перед матчем. Я вышел на платформу со смешанным чувством облегчения и ностальгии. Ностальгии по всем тем годам, когда я не позволял себе быть собой, когда берег себя в теплом коконе моих мертворожденных мечтаний, надежно защищавшем от разрушительных страстей. Теперь я сознавал, что сам пускаю свою жизнь под откос, даже не зная, хватит ли меня на это, и вдруг испугался остаться в дураках. Какая-то часть меня хотела вскочить в поезд, чтобы в неприкосновенности сохранить свое влечение к дому, образ этой женщины, которая в действительности могла, увы, не дотянуть до моей мечты. Я умел сопротивляться рутине — но не разочарованию. Вновь пережить утрату иллюзий, постигшую меня с Кристиной, — это было выше моих сил.

— Этьен.

Я обернулся. Кристина стояла на подножке, левой рукой держась за ручку двери. Я подошел к вагону, решив, что она забыла дать мне еще какой-то наказ, инструкцию насчет отца. Но она спросила надменно-вызывающе — так держатся, смирившись с проигрышем:

— Она хоть красивая?

Я настолько не ожидал этого вопроса, что невольно улыбнулся, и честный ответ вырвался сам собой:

— Пока не знаю.

Кристина пожала плечами и ушла в купе. Мой искренний порыв, которому только я один и поверил, приободрил меня на всю обратную дорогу.

Я затормозил на перекрестке, там, где недавно стояли джипы. Тело Гая уже убрали. О случившемся напоминали только следы тормозной жидкости да половина лифчика, вдавленная колесами в глину.

* * *

Лихорадочное возбуждение овладело мной, едва я переступил порог. Я распахнул все пятьдесят окон, чтобы выветрить все, что происходило здесь до меня. Под стук хлопающих от сквозняка створок расположился, вернее сказать, разбросался, распространился повсюду, где придется: брюки на стул, рубашку в шкаф в другой комнате, обувь в ванную… Я осваивал территорию, заселял все комнаты, как это делала Марина, я вклинивался между ее платьев, занимал ее вешалки… Втиснул свою бритву среди ее кремов, причесался перед ее зеркалом, воткнул расческу в ее щетку для волос. Впервые в жизни я обустраивался в обстановке, принадлежавшей женщине.

Я закрыл окна, устроился в качалке и стал ждать ее. Так, прислушиваясь, вздрагивая от малейшего шороха, я просидел полчаса. А потом тишина стала гнетущей. Что-то в ней было не так. Я чувствовал, что за мной шпионят, выжидают, тянут время. Я должен был сделать первый шаг. Пойти ей навстречу.

Ощупав все стены в северном крыле, я наконец нашел ту подвижную панель, из-за которой в первый раз появился Гай. Галерея из покрытых каплями влаги камней шла параллельно коридору и сворачивала за правый угол. В свете фонаря я видел паутину, провисшую под плесенью. Косой луч света выдавал отверстие в стене на уровне лица. Я приник к этому «глазку». Библиотека. Под этим углом Марина видела мою драку с Гаем.

Галерея сужалась в тесный проход, заканчивающийся винтовой лестницей. Я поднялся на этаж и оказался в мансарде; захламленное помещение напоминало комнату моей дочери. Матрас на полу, клетчатое одеяло, разбросанные по полу книги и нижнее белье, газовая плитка, зеленый чай, сухарики… Подушка была еще теплой, и у меня перехватило дыхание от запаха мелиссы. На этажерке стоял флакон, тот самый, из которого Гай обрызгал лифчик прошлой ночью. Было ли это тайное убежище Марины или логово, которое устроил дурачок для женщины, созданной его мечтой? Единственным «объективным» доказательством ее существования был голос, послышавшийся мне из-за книг. Неужели безумие Гая заразно?