Присяжный - [46]

Барабанщик отбивает отбой для военного гарнизона, расквартированного в городе. Вечерняя прохлада давно прогнала с улиц мирных граждан. Однако еще слышен тихий говор, раздающийся под сенью лип, а в темноте порой скользят легкие тени, но разговор столь осторожен, а движения так неуловимы, что редким прохожим, возвращающимся через площадь к своим домам, она кажется совершенно безлюдной.

Около восьми часов мужчина в теплом пальто и шляпе с широкими полями, которая скрывала верхнюю часть лица, приближался к маленькой площади.

– Какой стыд! – бормотал де ла Сутьер, а это был именно он. – В мои годы я вынужден в таинственном костюме цвета стен являться сюда для встречи с этим воплощенным демоном в образе гризетки! Чего она от меня хочет? Я должен ожидать какой-нибудь гнусной проделки! Эта девушка, невзирая на свою молодость, – существо самое порочное и самое развратное, какое мне только доводилось встречать. Увидим, увидим! Не съедят же меня, надеюсь.

Он рассуждал таким образом, пока не увидал перед собой группу из трех человек. Де ла Сутьер стал уже опасаться, не попал ли он в западню, но тут он узнал Женни Мерье. Женщина сказала довольно громко:

– Благодарю, что пришли, месье де ла Сутьер! Я была уверена, что вы примете мое приглашение!

Он ничего не ответил, тем временем по бокам от него встали двое мужчин – явно с целью быть свидетелями его разговора со швеей. Женни угадала подозрение, которое возникло у де ла Сутьера, и потому продолжила с нарочитой скромностью:

– Не удивляйтесь, что видите со мной двух надежных мужчин. Я принадлежу к честному семейству, и вы понимаете, что мне не позволили бы прийти сюда одной вечером. Один из моих спутников – мой отец, честный ремесленник, который воспитал меня. Другой – мой приятель, жених, если хотите. Кроме того, он приказчик и с согласия моих родителей ухаживает за мной и собирается на мне жениться. С ними двумя мне нечего опасаться оскорблений.

Месье де ла Сутьер попытался разглядеть стражей столь робкой и добродетельной гризетки. Честный старик отец был мал, худощав, тщедушен, одет чрезвычайно бедно, и лицо имел бледное, с выражением тупоумия, близкого к идиотизму, с красным носом, усеянным прыщами, который ясно свидетельствовал о его привычке к пьянству. Жених, наоборот, был сильным малым, одетым с притязаниями на щеголеватость. На нем была шляпа, заломленная набекрень, и палка в руке; трудно было представить, что он может быть приказчиком мирного коммерческого дома. Соседство этих людей пришлось де ла Сутьеру не по вкусу, и он произнес с недовольством:

– Боже мой! Что это вам взбрело на ум появиться с таким конвоем? Стоило прийти ко мне среди дня, и я принял бы вас безо всех этих ухищрений. Однако к делу. Что вы хотите мне сказать? Надеюсь, вы сможете это сделать в двух словах. Признаюсь, у меня нет привычки к подобным таинственным свиданиям, и я спешу вернуться к своим занятиям.

Суровость речи де ла Сутьера немного смутила Женни Мерье, которая, быть может, хвастала перед отцом и женихом, что заставляет плясать под свою дудку гордого дворянина. Она продолжила робко:

– Мне нужны свидетели нашего разговора, сударь, потому что вы обязаны ответить передо мной за вред, который нанесли, прогнав меня постыдным образом из Рокроля. Когда я вернулась домой одна, со своими узлами, мой отец заподозрил меня в неблаговидном поступке и хотел ударить, жених мой хотел меня бросить. Бедная девушка, подобная мне, не имеет ничего, кроме доброго имени, я и приняла все меры, чтобы добиться оправданий после вашего несправедливого поступка. Но госпожа меня к себе не допускала, вы сами в приемной монастыря сегодня оттолкнули меня, причем с редкой жестокостью. Теперь, однако, вы здесь, и я умоляю вас сказать в присутствии лиц, уважение и любовь которых мне дороги, держала ли я себя во время моего пребывания в Рокроле скромно и прилично, служила ли я вам и вашей дочери с усердием и не отослали ли вы меня из одного лишь вашего каприза, в котором, я признаю вполне, вы никому не обязаны отчитываться.

Воплощенная добродетель не могла бы выражаться с большим достоинством, и не знай де ла Сутьер, с кем он имеет дело, он позволил бы себя убедить. Однако он ответил с нетерпением:

– Вы только из-за этого заставили меня прийти в столь пустынное место? Но я вижу, вы от меня просите объяснения. Извольте, я не откажу вам в нем. Итак, я объявляю, и мне все равно, кто бы меня ни слушал, что мой дом вы оставили не по какой-либо из обыкновенных причин. Я не обвиняю вас ни в лени, ни в жадности, ни в неверности или похищении чего бы то ни было, а если я вас отослал, то, вероятно, по внушению каприза, согласно вашему собственному определению. Довольны ли вы теперь и позволите ли положить конец совещанию, в котором для меня нет ничего занимательного?

– Благодарю вас, сударь, – ответила девушка, – я и не ожидала от вас великодушия. Но мне еще надо сказать вам пару слов с глазу на глаз. Не позволите ли вы мне взять вас под руку?

– Меня под руку? – вскрикнул с гневным изумлением де ла Сутьер, отступая на шаг.

Как ни дерзка была швея, однако она потупила взор.