Присяжный - [35]

Однако, раскидав кучу, он не увидал ничего подозрительного. Присмотревшись внимательнее, жандарм заметил, что там, где лежали щепки, земля казалась мягче и чуть-чуть темнее, чем остальной пол. Концом своей большой кавалерийской сабли он взрыл землю. После нескольких минут работы сержант нагнулся и вынул из ямы два мешка с деньгами.

– Ведь я говорил! – закричал он с торжествующим видом. – Вы видите, месье де Кюрзак, я был прав? Вот мешки сборщика податей.

Он крикнул жандарму, который стоял снаружи:

– Эй, покарауль хорошенько дверь! Мы поймали птицу!

Шеру стоял как громом пораженный: до него стал доходить весь ужас положения. Будто сквозь туман он услышал голос судьи:

– Сознаешься ли ты, Франсуа Шеру, что мешки эти принадлежали сборщику податей?

– Нет-нет, месье, я этого не отрицаю, – произнес Шеру с усилием, – это его мешки, я в этом сознаюсь. Я расскажу вам все, расскажу, как они попали ко мне в руки… Но убил сборщика податей не я, клянусь Богом, Пресвятой Девой и всеми святыми, не я!

Судья покачал головой и сказал со вздохом:

– Я хотел бы, чтобы тебе удалось оправдаться, но как мы должны понимать обстоятельства, неопровержимо говорящие против тебя? Ты сам сознаешься, что вчера имел неприятный разговор с Бьенасси по поводу взноса подати, что встретил его на площади в Салиньяке с двумя мешками денег, что вечером охотился возле того места, где был убит Бьенасси. К тому же в куропатке оказалась дробь одного размера с дробью, вынутой из раны Бьенасси. Теперь, наконец, невзирая на все твои отрицания, у тебя находят украденные деньги… Какой вывод прикажешь сделать из всего этого, если не тот, что ты виновен и в грабеже, и в убийстве? Послушай, Шеру, не лучше ли тебе откровенно сознаться в твоем поступке? Искреннее раскаяние и сознание в вине были бы лучшим средством смягчить твой приговор.

Бывший каторжник стоял в мрачном унынии.

– Ах, месье, – ответил он хриплым голосом, – я пропал, если настоящий убийца не захочет выдать себя… Вы мне не поверите, я это вижу, а между тем я скажу вам всю правду. – И он подробно передал события предыдущего дня.

Он ничего не пропускал, голос и вид его носили отпечаток правдивости, но все говорило против него, и ему не поверили. Молодой судья слушал с большим вниманием, но лицо его оставалось холодным и строгим. Когда Шеру закончил, он сказал с серьезным видом:

– Твои пояснения будут внесены в протокол, который мы составим, однако я не должен скрывать от тебя, что бо́льшая часть твоих показаний мне кажется неправдоподобной, невероятной и противоречащей тому, что известно в настоящую минуту об этом грустном деле. Ввиду обвиняющих тебя фактов мой долг… тяжелый долг, предписывает мне один лишь образ действий.

– Да-да, – подтвердил жандарм, который не сводил глаз с де Кюрзака, – дело ясно как день. Итак…

Судья сделал едва заметный знак, и жандарм в ту же секунду бросился на Шеру, который нисколько не ожидал подобного нападения.

– Именем закона я беру тебя под стражу.

Несчастный не шевелился. Де Кюрзак и сержант собрали ружье, сумку с дробью и другие предметы, которые могли служить уликами. По окончании этих формальностей мировой судья сказал Шеру:

– Пойдем.

– Куда вы меня ведете? – спросил арестант уныло.

– Сначала в Б***, а потом, по всей вероятности, тебя отправят в Лимож, где и будет производиться следствие.

Шеру глубоко вздохнул и указал на белье и одежду, которые могли ему понадобиться. Их связали в узел и положили на лошадь.

– Господин судья, – сказал Шеру, окинув взглядом свое бедное жилище, – неужели вы бросите мой домик на произвол первого, кто в него вздумает войти?

– Нет, его запрут на замок и будут наблюдать за тем, чтобы никто не мог в него забраться.

– Благодарю… а мой бедный осел там, под навесом, – что станет с ним? Нельзя ли его послать к соседу Нико, который на днях предлагал мне за него пятнадцать франков?

Судья успокоил Шеру, обещав выполнить его просьбу и отослать осла к Нико в тот же день.

– Господин судья, – опять заговорил робко Шеру, – а деньги мои… те, что действительно мои и у меня теперь в кармане, оставят мне их?

– Если, как я и полагаю, они не имеют отношения к преступлению, они, конечно, останутся твоими.

Это уверение окончательно ободрило крестьянина.

– Коли так, то в путь, – ответил он.

Судья в сопровождении жандармов и арестанта медленно ехал по дороге к Б***. Шеру шел пешком между двух стражей. Никого не видно было на дороге, однако едва прошло несколько минут, как со всех сторон неизвестно откуда появились любопытные. Расспрашивали друг друга, высказывали предположения и, как водится в подобных случаях, выдавали их за факты. С каждой минутой толпа становилась многочисленнее и шумнее.

Когда вошли в город, дело еще более усложнилось. Все жители высыпали на улицу или высунулись в окна. Вдруг голос в толпе закричал:

– Это Шеру! Это Франсуа Шеру из Зеленого дома!

– Да-да, это Шеру, бывший каторжник! – кричал другой. – Горбатого могила исправит.

– Шеру убил сборщика податей, – повторяли со всех сторон.

Мрачный вид арестанта, его убогая одежда, его грубые черты, взор исподлобья возбудили всеобщее раздражение. Группы любопытных становились более опасными. Начали ропотом, вскоре перешли к брани, и наконец самые ожесточенные, казалось, готовы были уже кинуться на него. Произошло нечто вроде бунта, и, без сомнения, существуй в городке Б*** суд Линча, предполагаемый убийца сборщика податей был бы растерзан на месте. Но мировой судья стал уговаривать народ, жандармы обнажили сабли, и вскоре порядок был восстановлен. Шеру беспрепятственно провели в тюрьму, где ему нечего было опасаться насилия ожесточенной толпы.