Пристальное прочтение Бродского - [16]

Стихи, написанные Бродским только по-английски, составляют неотъемлемую часть литературного наследия русского поэта. Факт отсутствия русскоязычных авторских версий не должен восприниматься как некое культурное недоразумение, пробел или, тем более, результат небрежного отношения поэта к собственным произведениям. Это значимый, оправданный прежде всего авторским замыслом, его волей, детерминированный сложными авторскими интенциями «нулевой» творческий акт.

Естественно предполагать, что отсутствие русского варианта еще долго, если не всегда, будет восприниматься как «пустое место», дефект, и, следовательно, служить стимулом ко все новым переводческим порывам. Но так же естественно было бы осознать, что любая попытка воссоздания на русском языке любого английского стихотворного текста, чье авторство обозначено именем «Иосиф Бродский», заведомо обречена на провал, поскольку помещает переводчика в крайне невыгодную для него ситуацию конкуренции с Мастером[23]. Что же касается благородных намерений просветительского толка, основанных на стремлении ознакомить русского любителя поэзии с еще не публиковавшимися по-русски текстами, то для этого как нельзя лучше подходят переводы-подстрочники, выполненные беспристрастно и с максимальным тщанием, подобающим случаю Бродского.

Имеется тут и еще один «выход из положения» — не самый, правда, популярный и едва ли способный — даже сегодня — собрать большое число сторонников. При восприятии «одноязычного» стихотворения следует обращаться именно и только к английскому тексту, в котором все еще ощутимо тепло руки творца, читая, вчитываясь в него по возможности глубоко, с ясным осознанием авторского выбора данного национального языка в ущерб другому. Благо, английский, второй язык Бродского как поэта-билингва, не входит на сегодняшний день в число редких или «экзотических», но самым естественным образом снискал себе право именоваться Global English.

И.Р. Ратке. «ПИСЬМА ДИНАСТИИ МИНЬ» И. БРОДСКОГО: ДИПТИХ ОБ УПАДКЕ И РАЗРУШЕНИИ

I

«Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки

вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки

богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,

откидывается на подушки и, включив заводного,

погружается в сон, убаюканный ровной песней.

Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной

невеселые, нечетные годовщины.

Специальное зеркало, разглаживающее морщины,

каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.

Небо тоже исколото шпилями, как лопатки

и затылок больного (которого только спину

мы и видим). И я иногда объясняю сыну

богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.

Это письмо от твоей возлюбленной, Дикой Утки,

писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.

Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса».

II

«Дорога в тысячу ли начинается с одного

шага, гласит пословица. Жалко, что от него

не зависит дорога обратно, превосходящая многократно

тысячу ли. Особенно отсчитывая от «о».

Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли —

тысяча означает, что ты сейчас вдали

от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова

перекидывается на цифры; особенно на нули.

Ветер несет нас на Запад, как желтые семена

из лопнувшего стручка, — туда, где стоит Стена.

На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,

как любые другие неразборчивые письмена.

Движенье в одну сторону превращает меня

в нечто вытянутое, как голова коня.

Силы, жившие в теле, ушли на трение тени

о сухие колосья дикого ячменя».[24] (1977)

В наследии Иосифа Бродского обращение к различным формам эпистолярного жанра было систематическим и частым. Перечислим только те тексты, стихотворные и прозаические, в заглавии которых содержится прямое указание на жанровую специфику: «Неотправленное письмо» (1962–1963), «Зимняя почта» (1964), «Письмо в бутылке» (1965), «Открытка из города К» (1967), «Послание к стихам» (1967), «Письмо генералу Z» (1968), «Письма римскому другу» (1972), «Открытка из Лиссабона» (1988). Кроме того, не отраженный в заглавии, но явно выраженный в самом тексте характер послания носят, к примеру, такие стихотворения, как «Одиссей Телемаку» (1972) и «Ниоткуда с любовью…» (1975–1976). И, наконец, отметим носящие характер вставных посланий части стихотворений «Новый Жюль Верн» (1977), в котором соблюдение жанровых условностей подчеркнуто заключающей 9-ю часть ремаркой «Здесь обрываются письма к Бланш Дела-рю от лейтенанта Бенца»[25] и «Мексиканский дивертисмент» (1975). В этот ряд естественным образом вписывается стихотворный диптих «Письма династии Минь» (далее — ПДМ).

Сам Бродский неоднократно говорил о своей особой любви к этому стихотворению. Оно названо в числе любимых, например, в интервью Еве Берч и Дэвиду Чину[26]. Можно предположить, что особая значимость ПДМ в сознании Бродского была связана с отношением к этому стихотворению одного из самых авторитетных для него людей — Геннадия Шмакова. Указание на это содержится, к примеру, в книге Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским»: «<Шмаков> первый, кто меня и убедил, что это <ПДМ> — хорошее стихотворение. У меня-то на этот счет были всякие сомнения»[27]. Или в интервью, данном в 1990 году Юрию Коваленко: «Оно нравится двум или трем моим знакомым, одного из которых <Шмакова> уже нет в живых»