Присоединение Грузии к России - [10]

Персия не умела или не успела уничтожить христианство в Грузии. В самые худшие времена там было достаточное количество лиц, закоренелых в православии, и этот источник мировоззрения, если не очень богатый, давал, во всяком случае, мерило для оценки мусульманства, его приверженцев и политических явлений, им окрашенных.

В самом общественном строе Грузии было более чем достаточно данных для противодействия всяким властным попыткам, все равно, исходили они от персидских или грузинских монархов. Но по отношению к Персии центробежные силы осложнялись еще рознью религиозной и национальной. Напротив, при существовании такой розни цари грузинские даже в рамках вассальной зависимости, даже руководясь интересами более династическими, чем национальными, найдут всегда возможность в своем стремлении прочь от Ирана опираться на религию и национальность. При условиях общественного развития и силах Грузии стимулов этих недостаточно для политики успешной, достигающей желанных результатов, но их достаточно для политики неудачной, кончающейся катастрофами, политики, которая продлит агонию, разобьет планы Персии и даст затем повод России серпом православия пожать обильную жатву политических успехов и приобретений.

Нам предстоит рассмотреть в самых беглых чертах некоторые эпизоды этой политики, представителями которой со стороны Грузии являлись не раз люди большого ума и энергии, как Вахтанг VI, Ираклий II. Достаточно поверхностное ознакомление с той эпохой, чтобы видеть весь ужас и трагизм условий, в которых эти люди жили, и не только жили, но деятельно заботились о благе родины, занимались литературой, десятками лет стремились к осуществлению поставленных задач и не боялись рисковать всем.

Несчастье их заключалось в том, что политические задачи, над разрешением которых они трудились, требовали средств и сноровки XVIII века, а в их распоряжении были люди и технические приемы XII или XIII веков — или хуже того. Сами же они при всем их православии были пропитаны насквозь той самой культурой, с которой желали порвать, т. е. персидской.

Не укладываясь в рамки Востока, в поисках самостоятельности Грузия могла успеть в борьбе с сильнейшим врагом лишь при условии культурного перевеса, т. е., точнее, при наличии более высокой военной и правительственной организации. А этого-то и не было. Она боролась с врагами их же оружием, но более слабым, как сколок слабее первообраза, и уступала им в численности[24].

II

Мы сказали, что грузинские цари вели свою, самостоятельную политику, обреченную на неудачи. Одним из лозунгов этой политики, наиболее чреватым неудачами, было искание покровительства России.

При давних сношениях Грузии с Россией попытки опереться на нее так естественны, что не требуется объяснений по этому поводу. Мы опускаем все эти бесконечные посольства XVI–XVII веков с обменом громоздких подарков и тяжеловесных грамот, посольства, черепашья медленность которых изводит даже теперь всякого, кто знакомится с ними.

Мотивы сближения Грузии с Россией определились с самого начала не менялись до самого конца XVIII века. Жалуются на притеснения «агарян», просят пушек, просят пороха, просят знаний — и не даром, а ценою подданства, ценою «службы» под высокой рукою московского царя с готовностью платить дань.

Существо этих просьб стоит в полном соответствии с нуждами Грузии. Искание протектората является естественным следствием желания сохранить хотя бы не полную самостоятельность при невозможности обходиться собственными средствами.

Вассальная зависимость, против воли навязываемая Грузии державами враждебного Востока, это та форма, которой Грузия рада бы была в своих интересах связать себя по отношению к державе единоверной и дружественной, какой была Россия.

Схема отношений в общих чертах уже выработана была жизнью и знакома Грузии из горького опыта с Турцией и Персией. Теперь она желала облечь в эту форму связь, не злой судьбой навязанную, а добровольно избранную.

Такова позиция, занятая Грузией с самого начала ее сношений с Россией, позиция, с которой она, по существу, не сходила до самого последнего момента. Это в равной мере касается всех царей, владетелей, всех естественных и импровизированных представителей[25], устами которых Грузия заявляла свои нужды.

Со стороны России до XVIII века участие проявлялось преимущественно в ободрениях, подарках, религиозных экспедициях в целях укрепления и очищения веры, а также в соответствующем восполнении царского титула. Россия тогда еще только подходила — хотя и прочными, московскими шагами — к Прикавказью. Христианские царства Грузии еще не могли интересовать ее иначе, как издали[26].

Но все же умные московские политики умели приласкать, обнадежить и приучить грузин видеть в русских единоверцев-покровителей. Плоды московской политики сказались уже при дипломатах в немецком платье.

К идее протектората возвращались неоднократно позже и с той, и с другой стороны. Но когда политические виды, открывавшееся с упрочением в Закавказье, прояснились, когда к гигантскому хребту, дотоле заветному, и к Каспийскому морю Россия подступила во всеоружии средств, доставляемых методической дипломатией и регулярным войском, словом, когда могущественная реформированная Россия приняла по силе политических обстоятельств дела Грузии к ближайшему рассмотрению, не протекторат уже, а инкорпорация показалась России более подходящей формой, не единение, а соединение или, еще лучше, присоединение оказалось результатом векового исторического процесса.