Наконец забрезжила заря — холодный, призрачный свет в темном небе, затянутом пеленой пыли. Ничто не отделяло их от Караппы — ни канал, ни город, ничего, кроме тонкого сухого песка, который тек подобно воде под ветром.
— Слушай меня внимательно, — сказал он Бише. — Если я вдруг усну… — Фрэзер показал девочке, как остановить вездеход. — Сделай это немедленно, Биша. И не выходи из кабины до тех пор, пока я не проснусь.
Она кивнула, сжав губы в ниточку от усердия и внимания. Он заставил ее повторить все несколько раз, пока не убедился, что она запомнила.
Вокруг была пустыня — на много-много миль вперед и назад, налево и направо. Неизменная, одинаковая. Сколько времени потребуется всаднику, чтобы догнать нагруженный караван? Сколько времени потребуется кочевникам, чтобы отыскать их след на своих быстрых зверях? Песок был мягкий, сыпучий, и лязгающие гусеницы вязли в нем, так что как ни старайся, ты все равно не сможешь двигаться быстрее, чем пустыня позволит тебе.
Биша о чем-то напряженно размышляла. Потом вдруг промолвила:
— Они вышлют погоню.
Да, девчонка была умна, слишком умна — на свою же беду.
— Кочевники? — невинно переспросил Фрэзер. — Мы запросто можем их обогнать. Они скоро отстанут.
— Нет, они не отстанут от нас. Им нужен не ты, а я. Но они убьют нас обоих.
— Мы улетим на Землю, — ответил Фрэзер. — Люди Марса, боги Марса — они не могут дотянуться до Земли.
— Но они очень могущественны… Ты уверен?
— Совершенно уверен. Ты будешь счастлива на Земле, Биша.
Она прижалась к нему и вскоре уснула.
В приборную доску был вмонтирован компас. Крайне необходимый предмет в таком месте, где нет ни вех, ни дорог. Фрэзер держал стрелку по центру, прокладывая курс, словно в открытом море. Время текло, и песок тек, и все неотвратимее наваливалась усталость.
Усталость.
Похоже, ты очень скоро умрешь — ведь в ее племени проклятие разделили двадцать человек…
Пустыня перешептывалась. Ухо уже привыкло к лязганью гусениц и не воспринимало его, зато слышало шепот песков, скользких, текучих, журчащих под ветром. Зрение Фрэзера туманилось, контуры предметов расплывались, все плыло перед глазами. Зря он так надрывался на работе, он просто загнал себя, форменным образом. Усталость — благодатная почва для всяких болезней. Отсутствие сопротивляемости. Вот почему кочевники переносили инфекцию так легко, в отличие от него, чужеземца, к тому же изнуренного месяцами перенапряжения и добровольного заточения. Да, конечно, все дело в этом.
— …Двадцать человек в ее племени разделяли бремя проклятия — но ты один…
Проклятый Тор-Эш!
— Биша, проснись! Нам нужно поесть. И подай мне скорей вон ту бутылку.
Выпив и немного перекусив, Фрэзер почувствовал себя значительно лучше.
— Мы будем ехать всю ночь. Так что к утру будем уже в Караппе. Если кочевники и гонятся за нами, они не успеют схватить нас.
К середине дня он вел вездеход в каком-то полузабытьи. Он не понимал, каким образом сбился с курса. Когда Фрэзер заметил это, он уже отмахал крюк на много миль. Он посидел, мучительно пытаясь припомнить координаты и весь дрожа, как в ознобе. Биша молча смотрела на него.
— Ну что ты так трясешься?! — взорвался он. — Со мной все в порядке! Мы доедем, куда нам надо.
Биша печально опустила голову и отвернулась.
— И нечего реветь, черт бы тебя побрал! Слышишь? У меня и так хлопот полон рот — и без твоего нытья.
— Это все из-за меня, — прошептала она. — Тебе нужно было поверить тому, что говорили старейшины.
Он ударил ее. Впервые ударил ее со злостью.
— Я не желаю больше слушать эти бредни! Если ты до сих пор так ничего и не поняла…
Биша молча отодвинулась на дальний конец сиденья.
Фрэзер снова включил мотор, возвращаясь на правильный курс, но не отъехал далеко. У него просто не было сил. Нужно отдохнуть. Поспать хотя бы часок — это освежит.
Он остановил машину и посмотрел на Бишу. Недавняя пощечина вспомнилась словно сквозь туман, как будто это было много-много лет назад.
— Моя маленькая бедняжка, — сказал он. — Ты ведь не виновата в этом. Ты простишь меня?
Она кивнула. Фрэзер поцеловал ее, Биша еще немного поплакала — и потом он уснул, велев ей разбудить его, когда стрелка на циферблате панельных часов дойдет до цифры пять.
Он просыпался с большим трудом, и когда вездеход, накренившись, начал выползать, выгребая из засыпавшего его песка, на пустыню спустилась глухая ночь. Сон не принес Фрэзеру облегчения. Он чувствовал себя еще более скверно, как будто кто-то выпил из него последние силы, и голова была совершено пустая, словно перевернутое ведро.
Он вел вездеход вперед.
Но опять сбился с курса. Наверное, он задремал на ходу, и машина сделала крюк. Фрэзер со злостью повернулся к Бише:
— Почему ты не остановила машину? Я же велел тебе…
В слабом свете приборного щитка он вдруг увидел ее лицо, обращенное к пустыне, — и все понял. Она опять впала в этот свой транс — отрешенности и меланхолии. Биша не ответила.
Фрэзер выругался. Нашла время распускать сопли, когда он так нуждался в ней! Конечно, ей досталось в жизни, бедняжке, но это уже стало входить у нее в привычку! Сейчас же она просто не имеет права раскисать! Это уже стоило им многих бесценных часов, бесценных миль!.. Он взял ее за плечо и потряс.
