Пришествие - [14]

– Наверно. Но это чудесная ошибка. – Он подхватил её за талию, притянул к себе. – Приятно представить себя твоим мужем. Пусть бывшим. Не возражаешь?

Он вновь попытался поцеловать девушку, и вновь она увернулась, однако уже в последний момент.

– А пушка? – она заглянула под расстёгнутую куртку. – Либо она, либо я. – Сунула ему в рот сигарету, той же рукой вытянула из-под куртки пистолет. – Стреляет? – Она направило дуло ему в грудь, затем себе в висок. Освободилась из его рук и направилась в гостиную.

На пороге гостиной вход Вадиму преградил её долговязый ухажёр, – ни слова не говоря, выбросил ему в нос сжатый кулак. И… схватился за низ живота, хватая ртом воздух, медленно сполз по косяку к полу. Вадиму порядком осточертело весь день бегать от опасных преследователей, и он ударил обнажённого по пояс парня чуть сильнее, чем следовало. Но не стал раскаиваться.

В полумраке гостиной Марина казалась раскованней, повеселела. Намереваясь сесть на пуф, решительно указала нежданному гостю на этот пуф его же пистолетом. Подчиняясь такому повелению, Вадим присел, и ему пришлось подхватить девушку, опускающуюся ему на колени, - она опрокинулась навзничь, и они вместе повалились на пол. Марина оказалась наверху и рассмеялась, вернула ему пистолет в поясную кобуру. После чего забрала сигарету, которую он ухитрился невозмутимо удержать в зубах.

– А ты ничего, – одобрила она, поднимаясь, позволила и ему подняться, сесть на пуф. И повернулась к круглолицей подруге. – Бывший муж. Я его выгнала, а он пришёл.

Подруга кивнула. Она покачивала головой под ритм звучащей песни, с интересом разглядывая мужчину, у которого на коленях наконец-то удобно устроилась Марина. Сделала выводы и подмигнула ему.

– Можно уточнение? – придерживая девушку, спросил Вадим. – Я сам уходил.

– Кролик, – нежно сказала Марина, – какое это имеет значение?

Она заставила его пригубить из наполненного подругой бокала красное вино, закрыла глаза, будто хотела обмануть себя, и слизнула вино с его губ, после чего поцеловала.

– Я сделаю кофе, – поднимаясь с пуфа, сказала круглолицая подруга.

Марина вздрогнула, отстранилась и отбросила переломившуюся при поцелуе сигарету.

– Дай сигарету, – резко и холодно потребовала она.

Вадим постарался ответить предельно тактично.

– Не курю.

– … не пью и с женщинами не сплю, – продолжила она, презрительно поджав тонкие губы.

– С тобой выпью.

– На большее не рассчитывай… Я чужая женщина. И люблю другого.

Ночь. У приоткрытого окна колеблется занавесь. Тихо. Потом послышалось какое-то попискивание. Согреться и снова заснуть не удавалось. Пришлось открыть глаза, нерешительно вылезти из-под одеяла, в холодных тапочках пройтись, закрыть окно. Марина вернулась и села на постель, но какие-то смутные, оскорбляющие самомнение воспоминания и странное попискивание заставили её опять встать, накинуть халат. Ещё сонная, она вышла из спальни в гостиную, приостановилась возле разостланной на выложенных в ряд пуфах узкой постели, – разостланной небрежно, наспех, в неё ещё не ложились. Она откинула за плечи растрёпанные волосы, припоминая подробности. В гостиной тоже было прохладно из-за раскрытого окна и наведено подобие порядка. Она вспомнила, кто это мог сделать. И снова всплыло чувство оскорблённого женского самомнения. На этот раз попискивание донеслось явно из кухни, и она поправила халат, взглянула на себя в настенное зеркало.

При плотно задёрнутых шторах единственным источником света на кухне являлось зеленоватое излучение экрана откидной крышки чёрной плоской шкатулки. Малознакомый, вызывающий необъяснимые чувства мужчина сидел за кухонным столом, с лицом сосредоточенным и в зеленоватом освещении неожиданным, странным. По мерцанию, отражающемуся на его лице, можно было догадаться о пробегающих по экрану строках, появлении и исчезновении каких-то изображений, которые он напряжённо осмысливал, которыми пытался управлять посредством клавиатуры.

Скрип и вспышка газовой зажигалки отвлекла его. Марина включила верхний свет, опалила кончик сигареты и шагнула к столу. На экране появилась схема лабиринта, во вход которого прыгнула красная точка, побежала по нему, очутилась в тупике и тревожно замигала. Вадим отключил необычный компьютер, опустил экран-крышку. Девушка будто тогда заметила, что он встал со стула, когда его нос оказался напротив, едва не коснулся её носа. Она смотрела ему в глаза, медленно выпустила в лицо струйку белесого дыма. Вадиму было неловко, он не знал, что сказать или сделать, и молчал.

– Тебе не кажется, я женщина? – наконец произнесла Марина.

Он перевёл взгляд с больших зелёных глаз на высокую грудь, потом опять ей в глаза.

– Мне надо пожить у тебя, – сказал он, слишком серьёзно для ночного разговора с привлекательной девушкой.

Она пожала плечами.

– Посмотрю, как это, завести собаку… Раз тебе хватает напольной подстилки.

Надо было как-то объясняться, а он не знал, как.

– Понимаешь… У умного… По-моему, умного писателя есть наблюдение… Все зрелые матадоры циники. Большинство такими родились. А некоторые в юности были поэтами. Вот поэты, которые стали циниками, лучшие матадоры. Думаю, в любой профессии так... Когда-то я был поэтом. Теперь циник… Но мне трудно в собственных глазах выглядеть скотиной. Честь, добро, зло, в общем, глупости… Но если разрушу для себя границы между ними, перестану быть хорошим профессионалом. Тогда, наверно, сопьюсь.