Пришелец - [34]

Именно в момент передачи, когда колени обоих тесно соприкасаются в поползновениях дать — взять, не в меру сдавленные шарики подчас лопались (только зеленые или красные, приметил молодой человек, отнюдь не желтые или лиловые). Причем, лопаясь, они издавали или резкий треск, или странное затяжное хлюпанье, удивительно напоминая звуки, которыми сопровождаются некоторые физиологические процессы, естественно, подобная срамота возбуждала скорее отвращение, нежели удовольствие, но молодой человек сдерживался, ибо негоже ставить себя выше других и тем самым брать грех на душу.

Мысли его перекинулись на Станционного Графа. Отношение к нему было амбивалентное, или двойственное: с одной стороны, натурально, было жаль парня, а с другой стороны, его выходку следовало осудить как ошибочную — с какой стати приводить народ в бешенство дешевыми эффектами, чего ради затрагивать те хрупкие, те святые чувства, которые, как свидетельствует история, мгновенно оборачиваются грубостью. Но в конечном счете он пришел к заключению, что неразумно организовывать псевдосостязания, которые разжигают низменные страсти. Это самая низкопробная, самая неприглядная форма пропаганды.

Впрочем, и здесь хватало пошлостей. Взять хотя бы тир, где устроили бесплатную стрельбу из духовых ружей по вражьим лидерам соседней страны, вернее по их карикатурным изображениям. И здесь молодого человека встревожила скорее форма, чем содержание. При попадании в главу государства раздавался пронзительный вопль и в воздухе расплывалось зеленоватое облачко, к тому же весьма вонючее. Самые разные крики, визги, хрипы и стоны сопровождали меткие выстрелы по другим мишеням. И звуки эти действовали на толпу ничуть не облагораживающе. Некая пошлая оргиастическая радость волнами катилась вокруг тира.

Особенно неприятно, что дети тоже участвовали в этой процедуре: со сладким предвкушением брали они на мушку маленькую принцессу сопредельной страны — трехлетнюю Жозефину, сидевшую на горшочке. При попадании девочка падала навзничь, раскинув руки, а горшок, начиненный разными сладостями, подъезжал к ногам искусного стрелка. Поверженная Жозефина со слезами в голосе звала няню, тут же приносившую новый горшок, лакомое содержимое которого доставалось в награду очередному снайперу.

На взгляд молодого человека, это был грустный, безобразный, более того — идеологически пагубный аттракцион: он создавал впечатление, будто высиженное на горшке красивой наследницей ненавистного королевства соблазнительно и аппетитно для подрастающего поколения государства всеобщего благоденствия. Грубый просчет! И наш герой тут же пополнил свои мысли и суждения соответствующей записью в блокноте.

А ведь сама Жозефина, белокурый ангел, ни сном ни духом не виновата — слова не молвила против нашего государства! Всем должны быть дороги невинные младенцы, от которых следует ждать лишь самого лучшего.

Конечно, совершенно иное дело генералы враждебной страны, хотя бы тот же Хуан Альварес, победитель бесчисленных сражений и любимец неисчислимых женщин, о действиях которого на посту главнокомандующего во время недавней войны красноречиво свидетельствуют все эти калеки, их протезы и инвалидные коляски, как-то особенно мучительно притягивающие взгляды на сегодняшнем торжестве. Когда генерала поражает выстрел, даже молодой человек ощущает нечто вроде щемящего патриотического порыва. Он украдкой хихикает при баритонально-трагическом реве Альвареса. Так ему и надо!

Но нет! Пора отсюда уходить: конечно, патриотические чувства заслуживают похвалы, но они все-таки не должны пробуждать в нас тех страстей, о которых он столь подробно говорил Магдалине, комментируя гравюры Гойи.

К счастью, с главной арены донесся призывный зов фанфар. Значит, вот-вот начнутся групповые гимнастические выступления, всегда представляющие незабываемую картину. Обычно к этому времени появляется сам великий Моноцетти. Ой! Он уже на месте, поскольку на самой высокой мачте стадиона взвился штандарт Его Величества со знаком тигра.

Молодой человек устремился ко входу, хотя особых оснований для спешки не было: торчащая из его нагрудного кармашка карточка с золотой каемкой гарантировала место в одном из лучших рядов западной трибуны, впрочем, не в самом лучшем и не в ложе. Однако же он, очевидно, принадлежал к числу избранных.

Происходившее на стадионе (точнее, на главном поле) рассеяло его хмурые мысли — пошлости здесь не было и в помине.

Парадный шаг наших гвардейцев производил впечатление солидное, торжественное и возвышенное. Направленный строго перед собой взгляд — можно даже сказать, взгляд, устремленный вдаль, в счастливое завтра за линией горизонта, — внушал уверенность. Зато направляющие в первой шеренге смотрели прямо на президентскую ложку, подбородки категорически, с твердой решительностью задраны под строго определенным углом.

Президентская ложа, священная ячейка матки — увы, молодому человеку припомнился мир термитов — приковала и его взгляд. Шестигранная ложа, надо полагать, изготовленная из пуленепробиваемого стекла, увешанная венками в национальных тонах, и впрямь воспринималась как алтарь, ради защиты которого все, в том числе он сам, готовы пожертвовать собой. Ибо в чем же еще заключается для народа смысл жизни?! Да и нам приятно видеть молодого человека, подхватившего всеобщие крики "ура!", разумеется, в свойственной ему несколько умеренной манере.