Пришелец - [3]

Сам он познал свое нынешнее сиротство после недавнего извещения, полученного по радиосвязи на сеансе с Землей, откуда сообщили о смерти отца.

Так что теперь, когда не осталось никого из близких людей, могли утешать, разве что все новые и новые полеты. Да, в лучшем случае, обеспеченная под конец жизни старость, маячила, как желанная перспектива.

— И все же приказ есть приказ, ничего не попишешь, — не без огорчения глубоко выдохнул Ланс и в последний раз, облачившись в защитный скафандр, проследовал через шлюзовую камеру на свежий воздух Констанции.

За стальным бортом базовой спускаемой установки с их «Гектора» уже мало что напоминало о причастности обитателей и всего остального к дальнему космосу.

Разве что вились вокруг причудливые растения, каких не встретишь на родной Земле, да не повышала настроение необходимость пользоваться фильтром очистителя воздушной среды, который и здесь, как на любой другой планете был просто навязан любому человеку, оказавшемуся в чуждой среде, самим Уставом службы.

Нарушение его было немыслимым. Потому что специальные датчики не позволяли даже снять гермошлем, чтобы надышаться, густым, как мед и легким словно пух, здешним воздухом.

Но и без того, сито химической очистки не могло полностью справиться с ароматами здешней природы, как не становилось преградой для общения прозрачное забрало. Изготовленное из сверхпрочного пластика, оно не могло запретить любоваться красотой открывающихся пейзажей.

Особенно сейчас, когда считанные мгновения оставались на то, чтобы навсегда проститься с планетой, куда уже ни ты сам, никто другой из землян, наверняка не ступит ногой, получив горький урок невезучих первооткрывателей Констанции.

Вечерние краски заката, тишина пьянящей ночи, да минуты сияния рассвета — все пытался навсегда впечатать в свою память молодой пилот, прощаясь с планетой.

А напоследок, когда вслед за писком сигнала из наушников радиосвязи донеслось: — Время вашей вахты наступает через десять минут! то что-то тревожное запало в душу, проснулось и зашевелилось, как напоминание о забытой важной вещи.

— Ах, да! — широко и радостно от сделанной догадки, улыбнулся собственному отражению в стекле шлема, Ланс.

После чего, не стесняясь при этом еще разговаривать сам с собой, исправил, чуть было не допущенную им, оплошность:

— Ведь еще вчера приготовил.

Он расстегнул клапан защитного комбинезона и нащупал, лежавшую там для такого вот случая, монету.

Золоченый кругляш, прежде считавшийся талисманом с родной Земли, когда случайно забыл оставить её в раздевалке перед отправлением на космодром, а уже там, на борту, выбрасывать деньги, пусть и не значительные, Ланс посчитал обстоятельством, противоречащим самой логике окружающей его жизни.

Решил тогда:

— Будет отныне и талисманом, и памятью о прошлом.

И вот снова оказался перед выбором того, как следует попрощаться с полюбившимся ему мирком чужой действительности?

— Может, не врет примета и вернусь когда-нибудь обратно, — широко размахнувшись, Ланс МакКормик далеко от базового модуля забросил свой талисман, хранимый долгие годы, потраченные на путь в эти дебри галактики. — Быть может, именно для этого случая и подарила мне судьба кусочек прошлой действительности.

Золотой кружок, весело сверкнув над росистым лугом, тут же и пропал из виду. Словно в пушистой клумбе таких же по цвету, ярких одуванчиков, утонул в разноцветье лужайки, бывшей первой и, пожалуй, последней на Констанции гаванью пришельцев с другой планеты.

Посчитав свою миссию завершенной, Ланс сразу же вспомнил о предупреждении, по поводу времени начала несения вахты и двинулся к трапу.

Хотя, как не торопился, оказался в одиночестве перед лестницей, ведущей к люку в тамбур базового модуля.

Пришлось после всех — в полном одиночестве взбегать по ступеням и запирать за собой последнюю грань, отделяющую их, такие похожие, и столь же далекие миры.

Вахта на этот раз уже ничем не напоминала все предыдущие, на Констанции. Теперь и речи не шло о зондах-разведчиках. Зато нужно было держать связь с орбитальным кораблем и не пропустить момент перехода экипажа в шлюпку, старт которой уже давал сам шеф-пилот мистер Бенджамен Брокун.

Громовой раскат дюз лишь ненадолго нарушил устоявшуюся полуденную идиллию. И, словно расколотое реактивными струями, небо тут же пролилось теплым затяжным дождем.

Неторопливо врачуя рану, нанесенную планете огнем ракетных двигателей, влага ложилась густой пленкой. Смывала все до основания из того чужого, чего не должно было быть, а теперь уже и никогда не будет на девственной поверхности планеты.

И если бы кто еще оставался здесь, то лишь он смог бы видеть, как сокращалась, все уже и уже становилась черная плешина гари, пока, наконец, и ее не поглотил, буйно разросшийся цветочный ковер.

Глава четвертая Разные судьбы

Обратный путь всегда кажется короче прежнего.

Уже тем самым, что бесследно съедает тоскливые часы ожидания окончания полета, предчувствие перемен. Возможно, к лучшему. Или, хотя бы — расставания с физиономиями коллег, разглядывание которых не доставляло ничего иного, кроме равнодушия.

Однако сам финиш не потряс ничье воображение. Оказался таким же скучным и безрадостным, как и все то, что осталось на душе у каждого после зря проделанной работы.