Пришельцы из Гондваны - [18]

— Я говорю правду, — повторил Герай.

— Ладно, посмотрим. Ступай к жрецу Тирсу. Будешь жить при храме.

Прошло немало лун, прежде чем Герай завоевал расположение Иди-Нарума. Особенно поразил он царского племянника умением лечить гнойные нарывы, которые мучили Иди-Нарума. Этим искусством Герай был обязан предкам — жителям предгорий Копетдага. Они были знатоками целебных настоев. Вскоре о лекаре из-за Моря Каспов узнал царь-жрец Ура, и Герай стал придворным врачом и "другом царя".

Царь-жрец дозволил Гераю заниматься любимым делом — ваянием. Около полугода он даже провел в Уруке, где украшал гробницы правителей шумерской династии. У царских мастеров учился искусству возводить храмы и зиккураты. Главный зодчий так доложил царю:

— Пришелец из-за Моря Каспов достоин украшать Этеменигуру, великий господин! Ибо превзошел моих учеников и скоро превзойдет меня.

— Так пусть и займется этим, — изрек царь. — Этеменигуру и храм богини Нингал следует украшать и обновлять вечно!

Исма-Элю царь Благодатной страны сообщил: "Привет тебе, друг и почитатель Иди-Нарума! Я доволен твоим подарком. Герай — превосходный врач и ваятель". Специальный гонец доставил письмо в Уркат.

А Герай узнал о царской "милости" таинственным путем. Однажды, когда он дремал в своей каморке при храме, из-за полога вдруг протянулась чья-то рука и вложила ему в пальцы клинописную табличку. Он открыл глаза и прочел: "Скоро я позову тебя. Радуйся: царь навсегда оставляет тебя на Этеменигуре". Герай вскочил, откинул полог — никого не было. "Кто передал табличку? Неужели от нее?! Почему она так заботится обо мне?" Его охватил страх перед теми, кто ведет на Этеменигуре полную тайн жизнь. Внутренний голос предостерегал Герая: "Забудь о гордой красавице! Не стремись к ней. Помни, кто ты. Это опасно!"

Слава о талантливом ваятеле Герае вышла за пределы Благодатной страны, о нем узнали в Стране фараонов, Библе, чьи послы даже просили царя Ура отдать им мастера. И Герай с тревогой думал: "Это может случиться каждый день. Что делать? Как выбраться из Ура?" Не видя возможности бежать, он постепенно впадал в отчаяние…

И вдруг нежданно объявился Октем! Много лун прошло с тех пор, как они расстались, — и вот будто из воздуха возник он перед Гераем, сидевшим в нише.

— Вах-хов, друг Октем!? Ты ли это? Я рад, рад… — забормотал ваятель, обняв Октема. И ощутил каменную упругость его мышц. Откуда было знать Гераю, что искусственный белок много крепче природного?

— И я рад видеть тебя, — ласково отозвался Октем. Пристально всматриваясь в лицо ваятеля, спросил: — Что-то гнетет тебя, друг. Чем ты встревожен?

— Беда, Октем… — тихо сказал Герай. Откинув полог, он удостоверился, что никто их не подслушивает. Жрецы молились вдали, у алтаря Энки. — Царь Ура решил навечно оставить меня на Этеменигуре. Не видать мне родных гор и песков!

Октем долго молчал, думал. Потом обронил загадочно:

— Бытие полно неизвестного. Уверен, что смогу помочь тебе.

— Это возможно?! — обрадованно воскликнул Герай.

— Положись на меня. А пока работай, постигай Этеменигуру. Искусство ее мастеров не уступает зодчеству Страны фараонов. А ведь там созданы стобашенный Мемфис, вечные, как само время, пирамиды, храмы и дворцы нильской долины… Октем замолчал, обдумывая какую-то мысль, повторил: — Бытие таит неожиданности.

Через несколько лун террасы зиккурата огласились криками жрецов:

— Плачьте, сыны Благодатной страны! Умер великий царь! Бог Энки позвал его к себе! Горе нам, живущим!

Весть настигла Октема на полпути в Урук, где он намеревался исследовать систему орошения. И ему пришлось повернуть обратно. Уж он-то хорошо знал, чем грозит кончина царя многим обитателям Этеменигуры, в том числе и Гераю. "Бытие парадоксально, — размышлял он, бешено работая веслом, так что лодка, несшая его по Евфрату, подскакивала на волнах. — Да, конечно, Энки любит божественного царя Ура. Но тут не обошлось без жрецов, приказчиков Энки. Даю голову на отсечение: столь внезапно помог умереть царю-богу его племянник Иди-Нарум. Как же спасти Герая? Что придумать?"

Ваятель стоял в нише, на четвертой террасе, обсаженной финиковыми пальмами, и неотрывно смотрел вниз, на придворных. Под звуки арф они поднимались с первой террасы на третью, к ложу царя.

За толстыми стенами теменоса бурлил, волновался священный Ур. Близился вечер. Горячий ветер из пустынь за Идиглату-Тигром упал. С улиц возле Этеменигуры слышались скорбные голоса. Толпы горожан, воздевая руки, разноголосо кричали:

— Зачем ушел ты от нас, великий царь?!

— Что делать нам, остающимся жить?

Знатных особ рабы несли к Этеменигуре в паланкинах. Ваятель различал цветные накидки из шерсти, отделанные пурпуром розоватого, фиолетового, синеватого отлива, одежду, усыпанную драгоценностями.

Послышались тяжелые шаги, неожиданно появился Иди-Нарум, взял Герая за плечо:

— Скройся, покинь Ур! Скоро выйдет луна, начнется погребальный пир. И тогда будет поздно!

Иди-Нарум дышал часто, шумно. Видно было, что он почти бежал, спешил предупредить Герая. Властное лицо его было угрюмым, озабоченным.

— Почему поздно? — машинально спросил Герай.