Пришельцы - [30]

    - Уже дело! Электричество всегда под рукой, мимо нас высоковольтная линия на город идет, подсоединяйся, кто запретит. Конечно, не бесплатно. Разрешение получим.

    - Из сети можно.

    - Еще сподручней! А не дорого будет, не дороже бензина?

    - Дешевле. Совсем дешевле.

    - Гениальный вы товарищ, Федор Федорович! Оно и понятно: ваша цивилизация, видать, намного нашу опередила.

    Печально, но факт. Мы приучены правде в глаза глядеть! - Гриша вздохнул, скорбя за человечество, и добавил: - Председатель наш сегодня счастливый - он картошкой-то озабочен особо. И я счастливый: никто над нами теперь куражи наводить не будет, мы теперь шефов, знаете, по боку. Какая производительность устройства, Федор Федорович, если не секрет?

    - Двадцать гектаров за это... за смену, приблизительно двадцать.

    - Ничего себе! - Гриша привычно сосчитал в уме, что если гонять комбайн полный световой день - это тридцать гектаров! - то уборочную кампанию можно провернуть без посторонней помощи чуть ли не за неделю. - Не верится даже, что такое получится. Вы сами все делали, я хочу сказать - проектировали, собирали и прочее?

    - Сам. - Товарищи ваши все еще спят?

    - Спят.

    - Будить не думаете?

    - Не думаю.

    - Жалко! - бухгалтер Суходолов прилагал немалые умственные усилия для того, чтобы найти путь к сердцу пришельца (если оно у него есть, конечно!), он хотел доверительности, он хотел проникнуть, пусть не до конца, - но проникнуть в тайну инопланетного коллектива, познать его задачи и будущее. Однако Федор Федорович был немногословен и отчужден. Между высокомерным представителем иной цивилизации и колхозным главбухом по-прежнему лежали миллиарды стылых космических верст.

    - Любопытно мне, само собой, скрывать не стану, - застенчиво сказал бухгалтер, - ведь впервые товарищи с других галактик прибыли. Как и что дальше будет, не лишне иметь представление, а как же.

    - Ничего дальше не будет, - ответил пришелец к сел на пенек, где давеча, вспугнув сороку, сидел Суходолов.

2

Счастье, испытанное председателем Ненашевым, да и бухгалтером Суходоловым, было, увы, недолгим: напротив пенька как раз комбайн простонал вдруг, будто живой, крякнул и повалился на бок, обнажив светлое и выпуклое днище. Еще с минуту трактор, оседая в рыхлой земле, тащился вперед, потом чихнул и заглох. Из кабины с ловкостью и быстротой пожарника выскочил колхозный голова, припустил назад, запнулся о коряжину, упал плашмя и еще не поднялся, но успел спросить, повернув красное лицо к пришельцу:

    . - В чем дело?

    Федор Федорович присел на корточки, неотрывно и долго смотрел на свое детище, потрогал черную камилавку на голове, встал и попервости не сказал ни слова.

    - Так в чем дело!? - председатель, кажется, не собирался подниматься, припечатанный к планете прочно.. Наконец он справился со своим телом, на слабых ногах шагнул к месту происшествия и сразу угадал причину аварии - он определил, что агрегат зацепился намертво за колесо сенокосилки, брошенное кем-то здесь давным-давно, может быть, еще в годы коллективизации, потому что колесо то было от конной сенокосилки. На брюхе комбайна была рваная рана, и на краях ее сочно блестел светлый металл, похоже, алюминий. Беда, кажется, была непоправимой, и у Ненашева сильно, с болезненной оттяжкой, ёкнуло сердце.

    - Как же это так, Федя!? - сказал Ненашев и побледнел. - Подлатать можно, Федя?

    Коробка на голове пришельца защелкала с особой силой и выразительностью. Федор Федорович протянул руку, из рукава его курточки поползла серая змейка. Позже Гриша Суходолов высказал догадку, что на их глазах была применена карманная лебедка или нечто вроде того. Итак, вытянулась серая змейка, потом на ее конце сразу образовался присосок величиной с тарелку для борща, тарелка та с легким посвистом, этак хищно, прилипла к комбайну и поползла назад, опять в рукав. Машина покачалась и приняла рабочее положение.

    - Можно дальше катить!? - возликовал председатель, просветлев глазами, - Да?

    - Нельзя дальше, - отрезал пришелец, и в голосе его, дотоле казенном, угадывалось волнение. - Как это... ставить точку надо.

    - Почему это точку ставить - только ведь начали! - вскричал председатель и начал, торопясь, прикуривать. Руки у него тряслись и подрагивали, как у пропойцы, было поломано три папиросы, на губы налип табак, пустая пачка была смята и брошена в кусты. - Гришка, есть курить? Почему точку, не запятую, например?

    Главбух протянул начальнику пачку "Примы", только что распечатанную, пачка была также смята и брошена в кусты: Ненашев не курил "Приму". Гриша едва не заплакал от такой, можно сказать, наглости, он восстал:

    - Зачем бросил, ведь - последняя!

    - Что последняя?

    - "Прима"!

    Ненашев отмахнулся от Гриши, словно от мухи, и подступил к пришельцу близко, грудь в грудь, с таким видом, будто готов был ударить дружка Федю изо всей мочи по скуле или куда придется. В комбайне что-то прозвенело с нежностью, на черную полосу упал белый мешок, не мешок, вернее, а частая сетка, в которой была картошка, потом упала еще сетка, поменьше, остальное посыпалось без тары. Всего было на глазок полтонны, ну, может, и больше.