Пришельцы - [27]

    - Останови на минутку! - закричал Гриша, матерясь. - Масленка; что ли, на меня упала. Какой дурак масленку наверх засунул?

    - А ты не ори, в ухе у меня до сих пор звон стоит!

    - Тебе так можно, мне так нельзя!? - Гриша держал в руке жестяную масленку и не имел понятия, куда ее девать. - Веж одежку испохабил!

    - Не свататься едем, мог бы и фуфайку надеть, я вот надел и не бедствую.

    - Нет в тебе возвышенности, Иваныч, ведь нам седни с иными мирами общаться, а ты как базарный алкаш вырядился, а еще председатель! Трогай, чего уж.

    Трактор несло по хляби с крутизны прямиком на железнодорожные пути, где стоял, едва различимый в темноте, товарный состав с бессчетным количеством вагонов. По большаку, изрезанному канавами, будто кусок масла по горячей сковородке, катился колхозный "ДТ". У самых рельсов Ненашев изловчился сманеврировать и встал параллельно составу. Гриша Суходолов утер со лба холодный, пот, пересиливая дрожь в коленках, ступил на траки и мешком завалился в грязь, потому что затекшие ноги не держали, да - и пережитое тоже дало о себе знать: ведь малость езде, самый чуток, и не миновать им беды. В грязь бухгалтер сунулся носом и на короткое мгновение ощутил запахи родимой земли, и они, те запахи, несмотря ни на что, успокаивали.

    Ненашев тоже вылез из кабины и пошел к электровозу - там маячил красный свет фонаря.

    - В чем дело, товарищи? - начальственным тоном осведомился председатель у человека, сидящего на булыжнике у края насыпи. Возле стоял фонарь, бросавший кроваво-красный свет на траву и камни. Казалось, трава горит и камни горят свирепым огнем таежного пожара. Это был цвет тревоги. Человек поднялся и спросил:

    - А вы откудова, ребята?

    - Да тут, - несколько замешкался поначалу председатель. - За дровами на делянку едем.

    - Это ночью-то?

    - А когда теперь: сев надвигается, техника днем в разгоне. К рассвету - аккурат доберемся до делянки, засветло, значит, назад двинем. Милое дело. Кто рано встает, тому и бог дает. - Из колхоза, что ли? - поинтересовался человек. На нем была курточка под кожу и кирзовые сапоги. Из-за туч коротко и яро прянула луна, выбелив электровоз. Сверкнули фары, оранжевые полосы, никель. Электровоз был новый и напоминал большого зверя, раздраженного вынужденной остановкой.

    - Из колхоза. А вы что стоите?

    - Энергии нет. Вот уже неделю тут на полчаса придерживаем. Обесточивается линия, и все! Ремонтники извелись чисто начальство, вплоть до московского, икру мечет, а мы отдыхаем.

    - Действительно! - вставил Суходолов для того только, чтобы выразить сочувствие и поддержать разговор. - Вы машинист, значит, товарищ?

    - Помощник. Машинист спит.

    - И давно это так? - задал вопрос Ненашев, отворачивая лицо к Монашке, где, предполагал, таится отгадка чрезвычайных событий на железной дороге. Гора, была близко, подать рукой. И - молчала.

    - Неделю ровно. Мы как раз в ночную, смену заступили с хозяином, и не повезло нам - все графики летят. - Человек сходил за фонарем, поднял его к лицу, чтобы посмотреть, сколько же времени. - Минут через пять-десять тронемся.

    - Вы уверены?

    В это мгновение электровоз ожил, что-то там у него внутри загудело, из фар рекой палился молочный свет, ослепляюще мощный, на проводах вверху прокатился фиолетовый огненный мячик и рассыпался, растекся, лишь искры полетели вяло и враскос, словно бабочки. Человек сноровисто взобрался по железной лесенке в кабину, и скоро состав тронулся, лязгнули - один за другим стыки вагонов (напряженный звон металла уходил все дальше, в темноту и, наконец, прервался где-то, на высокой ноте), электровоз приминая рельсы, потянул свой верстовый груз.

Глава восьмая

1

 Председатель притопнул ногой в сердцах и сказал:

    - Ты, Федор Федорович, хочешь, значит, чтобы волки были сыты и овцы, понимаешь, целы, но в натуре так не бывает: либо одно, либо другое. Не знаю, как там у вас, у нас, понимаешь, иначе не получается.

    Гриша Суходолов с некоторой робостью попытался примирить стороны:

    - Он прав, Иваныч. - Кто прав-то?

    - А Федор Федорович: тайна есть тайна, и он, видишь ли, не имеет права ее раскрывать.

    - Чего раскрывать?

    - Тайну!

    - Ты бы помолчал, Гришка, когда взрослые разговаривают!

    Пришелец только что материализовался на обширном поле, посреди которого, в низинке, была молодая березовая рощица. Над раздольем уже поднимались утренние туманы и светлел восток. Минуту назад Федор Федорович висел вниз головой с поджатыми к подбородку коленями, потом перевернулся и слышно ударился оземь ногами. Ненашев, собственно, продолжил беседу, начатую у Монашки. Еще там, ночью, Сидор Иванович настаивал испытать машину - картофелеуборочный комбайн, изобретенный и собранный за неделю представителем иной цивилизации, днем, при ясном солнышке, чтобы все рассмотреть и взвесить как следует, но Федор Федорович в мягкой, правда, форме, но и достаточно решительно возразил: нельзя ему до времени себя обнаруживать, может ведь сложиться так, намекнул пришелец, что и вообще человечество останется насчет его экипажа в полном неведении. Все это было расплывчато, и Сидор Иванович раздосадовался: зачем, дескать, огород городили, зачем столько волнений испытано, столько надежд потеряно?