Природа времени: Гипотеза о происхождении и физической сущности времени - [2]
Летом 1998 г. я побывал на Международном конгрессе по фундаментальным проблемам естествознания (Санкт-Петербург, Россия) и даже выступил с докладом и был нормально принят… Я все больше и больше вовлекался в какие-то обсуждения и организационные мероприятия.
И тут меня попутал бес. Мой товарищ предложил мне выступить в Министерстве по вопросам науки и технологий перед представителями официальной науки с докладом, а они, мол, потом официально оценят и тогда фонд фундаментальных исследований официально выделит грант… Мне бы поблагодарить товарища и… жить бы себе тихо, никого не трогая.
Но… Испытывая легкий дискомфорт и терзаемый хорошо скрытым тщеславием, я в один прекрасный солнечный день направился к ученым людям. Среди двенадцати человек — местных и приглашенных — главенствовали двое: доктор наук, астрофизик Ш. и член-корр. НАН Украины физик-теоретик Ф. Астрофизик Ш., постоянно как-то странно усмехаясь (словно подсмотрел в замочную скважину интимную сцену и предвкушал удовольствие от того, что сейчас всем расскажет), достал несколько бумажек и, приблизив одну из них вплотную к толстым стеклам очков, начал читать. Оказалось, что на 31 странице у меня была неточность, а на 37 — небрежность. Оказалось, что, говоря о потоках времени, я не дал определение потока вообще… Итак, странно усмехаясь, Ш. дошел до последнего листочка. Я с пониманием внимал, более того, соглашался с ним, но ждал, когда же он заговорит по существу. Ф. все это время молчал и в моих глазах становился все важнее и важнее. Наконец, Ш. рассказал, какой я нехороший по мелочам, и я приготовился слушать о гипотезе: о концептуальном подходе, о противоречиях в обосновании, о сомнительных следствиях, о неправомерности и т. д., и т. п. Но Ш., оказывается, все уже сказал. Бросив в мою сторону пустой взгляд, он с почтением повернулся к Ф. АФ. все молчал и молчал, и все понимали, что вот сейчас сам он как скажет… А он все молчал. Наконец Ф. встрепенулся, прервав поток каких-то, безусловно, умных мыслей, и спросил, давно ли я сдавал экзамены по физике. Ш. от таких слов тоже встрепенулся и обвинил меня в том, что я покушаюсь на основы… Я попытался сопротивляться, т. е. хотел сказать им, что когда наука встречается с аномалиями и парадоксами, тем более с психофизическими феноменами, то имеют право на жизнь и экстравагантные идеи… И привел в качестве примера, идею академика В.П. Казначеева о том, что некие невидимые сущности вокруг нас представляют полевую форму жизни. На это Щ. заявил, что Казначеев вообще не ученый, Я сослался на академика М.М. Лаврентьева, который отстаивает возможность передачи информации с «мгновенной» скоростью через потоки времени. На это Ш. только тоскливо усмехнулся, как бы страдая от того, что я привожу такие глупые примеры. «А вы нарушаете всем известное…» — опять встрепенулся Ф. Покая соображал, в каком месте книжки я особенно наследил и где у меня заложена мина под «основы», оказалось, что семинар закончился.
Так я и не удостоился услышать ничего интересного и важного для себя, т. е. не услышал ничего, в полном и буквальном смысле этого слова, о гипотезе. Господа Ф. и Ш. оказались настолько переполнены чувством глубочайшего уважения к себе, что не сочли нужным говорить о моей гипотезе. Непонятно, правда, зачем тогда мы вообще собирались? Впрочем, может быть, высшее предназначение этих людей как раз и состоит в том, чтобы не пускать в науку новые (и уже поэтому подозрительные) идеи и гипотезы. В конце концов, кто-то должен выполнять и такие обязанности… Это было второе потрясение. Как ни странно, ночью я хорошо спал, а утром начал новую жизнь. Прочь пустые встречи и ненужные знакомства, пусть другие суетятся и создают Международный Центр по изучению времени… Я должен спешить. Все еще продолжая мысленно размахивать кулаками, утром я написал статью с несколько вызывающим названием: «О принципиальной возможности управления гравитацией». Это был мой своеобразный ответный удар, и я успокоился.
Третье потрясение я испытал однажды в долгую бессонную ночь. По случайному совпадению это было в ночь перед католическим Рождеством. Православный Киев крепко спал, будучи твердо уверенным, что Иисус Христос по-настоящему сможет «родиться» только через две недели. На соседней кровати тихо и мерно дышала жена, а на ее подушке раскинулась, как хозяйка, наша кошка Алиска.
Я не спал и думал о времени. Я был почти удовлетворен. Главное, что мне удалось сделать, — это разобраться в истоках происхождения времени. Я понял, что природа времени двояка. Собственное время любого тела Вселенной, конечно, формируется под воздействием гравитации — изменяется само пространство. И в этом А. Эйнштейн был, безусловно, прав.
Но я убедился, что существует и вторая сторона проблемы, мимо которой, не заметив ее, прошел Эйнштейн, Собственное время формируется также и под влиянием плотности внутренней энергии в самих телах. Воздействие и взаимовлияние этих двух глобальных Причин и определяет темп времени в каждой локальности Вселенной.
Мне было понятно почти все. Вот только бы разобраться в механизме предзнания будущего. Ведь это непременно связано с какими-то важными закономерностями нашего Мира и какими-то возможностями Времени. И еще я страдал от неуверенности в том, что любые часы: и песочные, и ходики с кукушкой, и атомные смогут отреагировать на изменение темпа времени той локальности, в которой они находятся. Я осторожно ворочался и страдал. Наступила темно-серая предутренняя пора. Неожиданно Алиска повернулась ко мне, и глаза ее вдруг сверкнули красным дьявольским блеском. В одно мгновение вокруг что-то изменилось, спальня словно наполнилась мистическим трепетом. Внутри у меня все вначале оцепенело, а потом сразу заполнилось ясным Пониманием. Я понял механизм, т. е. понял, как без мистики можно узнать будущее и почему все часы обязаны реагировать на изменение местного хода времени… Не успел я нарадоваться, только и сказал себе: «Ай да Пушкин! Ай, да сукин сын!», как навалилась пустота от того, что все уже закончилось, все позади. И появилось горькое разочарование оттого, что потрачено столько сил и нет больше никаких тайн… И от этого скорее иллюзорного, чем реального, понимания я испытал еще одно потрясение, какое-то неоднозначное, смутное. Одновременно и горечь сожаления от того, что я потратил целых пятьлет на Время, и сомнительное утешение от того, что человечеству на это же понадобилось пять тысяч лет.
Книга известного американского антрополога, лингвиста и естествоиспытателя Франца Боаса содержит его взгляды на историю развития человеческой культуры и умственных способностей человека. Автор опровергает утверждение о существовании даровитых и менее одаренных рас; он показывает, что успехи и достижения различных рас, равно как и различия в их анатомических признаках, не являются доказательством различия их умственных дарований. Боас рассматривает вопрос об устойчивости человеческих типов, исследует влияние окружающей среды и наследственности на анатомическое строение и склад ума человека.
В монографии исследуются эволюция капиталистического отчуждения труда в течение последних ста лет, возникновение новых форм отчуждения, влияние растущего отчуждения на развитие образования, науки, культуры, личности. Исследование основывается на материалах философских, социологических и исторических работ.
Пища всегда была нашей естественной и неизбежной потребностью, но отношение к ней менялось с изменением социальных условий. Красноречивым свидетельством этого является тот огромный интерес к разнообразным продуктам питания, к их природе и свойствам, который проявляет сегодня каждый из нас. Только, достигнув высокого уровня жизни и культуры, человек, свободный от проблемы — где и как добыть пищу, имеет возможность выбирать из огромного ассортимента высококачественных продуктов то, что отвечает его вкусу, что полезнее и нужнее ему, и не только выбирать, но и руководить своим питанием, строить его сообразно требованиям науки о питании и запросам собственного организма.
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.