Природа и власть - [20]
В политических дебатах на экологические темы объяснения, как правило, тесно спаяны с обвинениями, но при изучении истории их следовало бы отделить друг от друга. Если установлено, что упадок обширных регионов Средиземноморья и Ближнего Востока связан с процессами антропогенного остепнения и опустынивания, то часто практически невозможно выяснить, когда и где возникали критические ситуации, участники которых могли бы притормозить упадок, и какие социальные причины мешали людям более предусмотрительно обращаться со средой. Из-за этого незнания экология и становится последним доводом в объяснении истории.
История общества и культуры тоже может приводить к экологическим объяснениям: эта история очеркивает границы дееспособности общества, например, в регулировании рождаемости, защите лесов, сохранении почвенного плодородия. На фоне консервативности и бездеятельности общества экологические характеристики особенно заметны.
Некоторые экоантропологи считают показательным примером религиозного сообщества, обусловленного взаимодействием с окружающей средой, секту мормонов. Изолированная жизнь мормонов в пустыне Юта как будто специально напрашивается на монокаузальные экологические объяснения. Жесткая социальная организация секты явно связана с теми жизненными императивами, которые объясняются нехваткой воды. Распределение воды мормоны контролировали так строго, как никто другой на американском Западе, и это послужило надежной базой для формирования широкого слоя мелкого и среднего фермерства. Можно предположить, что необходимость иметь авторитетную высшую инстанцию для разрешения «водяных» конфликтов сыграла важную роль в усилении церкви мормонов. Но экологические условия пустыни не автоматически влекли за собой становление религиозного общества подобного типа. Как выяснил американский социолог и антрополог Уильям С. Абруцци, стабильность образа жизни мормонов опиралась на разнообразие экологического базиса, а прежде всего – на колоссальную энергию этих людей. Со временем мормоны перестали быть изолированным обществом, из их кругов вышли инициаторы создания ирригационных систем американского Запада – тех самых, которые сегодня часто считают верхом экономико-экологического безрассудства (см. примеч. 52). Однократная причинно-следственная связь – это далеко не вся история.
Особенно сильное впечатление экологический фактор производит в комплексе с теориями катастроф, будь то ушедшие эпохи или день сегодняшний. Давнюю традицию имеет экологическое объяснение гибели культуры майя. За десятки лет до того, как вошла в моду экология, многие исследователи предполагали, что индейцы майя сами приблизили собственную гибель, выжигая леса и этим разрушая хрупкие тропические почвы. Такая теория служила антитезисом к мысли о том, что древнеамериканские культуры существовали в гармонии с природой. Вероятно, экологическим объяснениям способствовало и то, что письменность майя до 1970-х годов была загадкой, и глазам ученых открывалась лишь таинственная картина остатков высокой культуры, затерявшихся на небольшой площади в тропическом лесу.
Была ли экологическая катастрофа майя (если, конечно, она вообще была) их неизбежной судьбой, неумолимым порочным кругом? С теоретической точки зрения – может быть, и нет. Как пишут двое антропологов, квинтэссенцией конференции на тему «Коллапс майя» (1973) был вывод, что расширение ресурсного пространства майя было вполне возможным, и что в конечном счете причиной коллапса стала неспособность их элиты к инновациям. Это типичное возражение людей, уверенных в том, что возможность инноваций и эффективного кризисного менеджмента существует всегда. Однако был ли шанс у реальных майя – у таких, какими они были? Ответа на этот вопрос можно было ждать только после расшифровки письменности майя. И действительно, вскоре после того, как это произошло, появилась теория о том, что майя не были способны к энергичным антикризисным стратегиям из-за фаталистических представлений об истории как смене циклов (см. примеч. 53). Иными словами, катастрофа наступила потому, что люди ожидали катастрофу. Предостережение против современного фатализма, ожидания экологической катастрофы?
Новые полевые исследования показали сенсационно высокую плотность населения в культурных центрах майя и последующий внезапный демографический коллапс, наступивший без внятных внешних причин. Это еще более укрепило подозрения о взаимосвязи демографического давления и эрозии почв. На это возражают, что культура майя просуществовала много более 1000 лет (см. примеч. 54). Но не в этом ли разгадка? Не потому ли, что культура майя с ее моделью управления средой была успешной столь долгое время (мексиканские защитники окружающей среды даже возвели ее в ранг экологического эталона!), она оказалась не способной к ответу, когда испытанные веками методы перестали работать? Трудно избавиться от тревоги, что и нашу индустриальную цивилизацию может ожидать что-то подобное.
Особенно щекотливая тема – экологическая аргументация голодных катастроф. Голод затрагивал лишь нижние слои общества и не был идентичен кризису всей цивилизации. Не используется ли экология в качестве антисоциального трюка, отвлекающего внимание от проблемы распределения ресурсов и вины властных структур? Вероятно, самый хорошо документированный и яркий пример – Великий ирландский голод 1845–1850 годов (
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
Книга Ирины Глущенко представляет собой культурологическое расследование. Автор приглашает читателя проверить наличие параллельных мотивов в трех произведениях, на первый взгляд не подлежащих сравнению: «Судьба барабанщика» Аркадия Гайдара (1938), «Дар» Владимира Набокова (1937) и «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова (1938). Выявление скрытой общности в книгах красного командира Гражданской войны, аристократа-эмигранта и бывшего врача в белогвардейской армии позволяет уловить дух времени конца 1930-х годов.
Понятие «человек» нуждается в срочном переопределении. «Постчеловек» – альтернатива для эпохи радикального биотехнологического развития, отвечающая политическим и экологическим императивам современности. Философский ландшафт, сформировавшийся в качестве реакции на кризис человека, включает несколько движений, в частности постгуманизм, трансгуманизм, антигуманизм и объектно-ориентированную онтологию. В этой книге объясняются сходства и различия данных направлений мысли, а также проводится подробное исследование ряда тем, которые подпадают под общую рубрику «постчеловек», таких как антропоцен, искусственный интеллект, биоэтика и деконструкция человека. Особое внимание Франческа Феррандо уделяет философскому постгуманизму, который она определяет как философию медиации, изучающую смысл человека не в отрыве, а в связи с технологией и экологией.
Рынок искусства – одна из тех сфер художественной жизни, которые вызывают больше всего споров как у людей, непосредственно в нее вовлеченных, так и у тех, кто наблюдает за происходящим со стороны. Эта книга рассказывает об изменениях, произошедших с западным арт-рынком с начала 2000‑х годов, о его устройстве и противоречиях, основных теоретических подходах к его анализу. Арт-рынок здесь понимается не столько как механизм купли-продажи произведений искусства, но как пространство, где сталкиваются экономика, философия, искусство, социология.
Книга посвящена конструированию новой модели реальности, в основе которой лежит понятие нарративной онтологии. Это понятие подразумевает, что представления об истинном и ложном не играют основополагающей роли в жизни человека.Простые высказывания в пропозициональной логике могут быть истинными и ложными. Но содержание пропозициональной установки (например, «Я говорю, что…», «Я полагаю, что…» и т. д.), в соответствии с правилом Г. Фреге, не имеет истинностного значения. Таким образом, во фразе «Я говорю, что идет дождь» истинностным значением будет обладать только часть «Я говорю…».Отсюда первый закон нарративной онтологии: мы можем быть уверены только в том факте, что мы что-то говорим.