Припарка для целителя - [19]

— Тогда я не стану упоминать об этом инциденте, пока он значительно не окрепнет, — сказал Бернат.

— До тех пор, — сказал Исаак, — со всей покорностью, поскольку знаю его меньше, чем вы, советую допускать к моему пациенту только тех, кому вы больше всего доверяете, кто бы они ни были. Мы денно и нощно спасали его от смерти не для того, чтобы его прикончили клинком или ядом.

— За ним будет ухаживать Хорди, — сказал Бернат.

— Да, — сказал Исаак. — Не думаю, что Хорди предаст своего господина.

Часть вторая ЗИМА

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В себе находим мы лекарства.

Осенние сев и жатва закончились; в Жироне устроили ярмарку и отпраздновали день своего святого, блаженного Нарсиса, спасшего город от французов в ходе жуткой осады во времена дедов и прадедов. Близилась зима, наступили недели проливных дождей. Даже когда они на время прекращались, в воздухе стоял отвратительный сырой холод. Дни стали короче, солнце — когда оно появлялось более слабым. Писцы жаловались, что даже в полдень им плохо видно. В вечной битве между жуткой чернотой ночи и милосердным светом дня побеждала ночь.

Епископ вернулся в Жирону в хмурый, пасмурный день, сопровождали Беренгера стражники и слуги, его врач, Ракель и Юсуф. Хотя жар у него прошел, он был слишком слаб, чтобы протестовать против унизительности возвращения на носилках, а не верхом на своем коне или спокойном муле.

Исаака, Ракель и Юсуфа дома встретили жарко горящие камины и обильно накрытый аппетитными блюдами стол. Привлеченный неизбежным шумом их возвращения Даниель отложил инструменты и объявил дяде, что намерен устроить на полдня выходной.

— Скажи сеньору Исааку, что мы заглянем перед ужином, — спокойно сказал Эфраим, и Даниель выбежал на негреющее послеполуденное солнце. Тут же на стол поставили еще один прибор, и Даниель аккуратно сел рядом с Ракелью.

Узнав, как выглядит замок в Круильесе, сколько в нем спален, как он обставлен, Юдифь покачала головой.

— Похоже, слишком скромно для замка, — сказала она. — Я думала, они безмерно богаты.

— У них поблизости есть еще один замок, гораздо больше этого, — сказала Ракель. — Но его преосвященству нравится этот, он попросил отвезти его туда. Когда ты вернулся в Жирону? — обратилась она к Даниелю. — Мы, должно быть, находились очень близко друг от друга.

— В некотором роде, — ответил он.

— Как тебе понравилось путешествие в обществе юного сеньора Рувима? — продолжала она, поддразнивая. — Он не казался мне идеальным спутником, правда, я почти не общалась с ним. Стал он интереснее при долгом знакомстве?

Даниель поперхнулся куском жареной рыбы.

— Ты не слышала? — спросил он. — О замечательном бегстве Рувима в руки пиратов?

— О чем это ты? — спросила Ракель.

— Я не смеюсь, — ответил Даниель. — Это в высшей степени нелюбезно, но он начинал раздражать меня. Потом, едва мы приехали в Сант-Фелиу, начался набег — там было несколько в последние годы — и он выбежал наружу словно хотел присоединиться к ним. Мы обыскали весь город и окрестности под дождем и ветром, но нигде его не нашли.

— Что случилось с ним? — спросил Исаак.

— Этого никто не знает, но сеньор Мордехай получил письмо от своего торгового агента, там говорится, что на берег был выброшен труп, сильно поврежденный морем. У него были светло-каштановые волосы, на ногах сапоги, похожие на те, что были у Рувима. Агент пишет, что не уверен, но его опознали, как Рувима, и на этом все.

— Ты не думаешь, что это был Рувим? — спросил Исаак.

— Не знаю. Мне трудно поверить, что с ним могло случиться такое. Но с другой стороны, трудно было бы поверить, что он выбежит из дома во время набега на город. Прошу прощенья, но мне Рувим не нравился. Если он мертв, жаль, но скорбеть по нему я не могу.

И с этой завершающей элегией разговор перешел на более приятные темы.

Во дворце в первые несколько дней епископ только и делал, что уютно спал в своей постели, согретый огнем камина и меховыми одеялами, да искушаемый лучшими блюдами, какие могли приготовить на его превосходной кухне. Потом мало-помалу вернулся к работе. Однажды он подписал несколько важных документов — неотложных лицензий и разрешений, — которые Бернат положил перед ним. Несколько дней спустя настоял на том, чтобы прочитывать материалы, которые подписывал. На другой день потребовал изменений в тексте одного документа, и все облегченно вздохнули. Его преосвященство возвращался в нормальное состояние.

На следующее утро епископ вошел в кабинет и вызвал Берната с писцом.

— Где все? — спросил он, глядя на свой стол. На столе не было ни бумаг, ни пергаментов. — Тут не видно даже пылинки.

— Я думал, ваше преосвященство еще не готово заниматься старыми делами, — ответил его секретарь. — Поэтому держу их у себя в кабинете.

— Может, не всеми сегодня, Бернат, — сказал епископ, — но, если не начну, они вскоре станут неразрешимыми.

Бернату хотелось сказать, что они больше, чем неразрешимые, но он удержался.

— Хорошо, ваше преосвященство. Что принести? Последние сообщения или ранние?

— Неси все, Бернат. Я хочу знать, что мне предстоит, а не открывать это с легкими ежедневными потрясениями.

Бернат бросил свирепый взгляд на писца, тот подскочил и вышел вслед за секретарем из кабинета. Вернулись они с огромными кипами документов.