Принуждение, капитал и европейские государства, 990–1992 гг. - [127]

Если конфронтация великих держав и их вмешательство в национальные вооруженные силы действительно оказывали такое влияние, как мы здесь утверждаем, то ясно определяется один путь к огражданствлению. Этот путь предстает в двух вариантах: или сокращение участия соревнующихся между собой великих держав в создании военной мощи государств третьего мира, или полная отстраненность соответствующего государства от этого соперничества. В таком случае необходимо стимулировать переговоры между государственными гражданскими институтами и всей массой граждан. Создание регулярных систем налогообложения, справедливо распределяемых и понятных гражданам, может ускорить процесс. Результативным было бы и открытие новых возможностей для граждан строить карьеру помимо военной службы. Возможно, заявляет Альфред Степан (1988: 84–85), что развитие экспортной промышленности крупного вооружения в Бразилии приведет к парадоксальному результату: ограничению независимости бразильских генералов. Тогда быстрее будет развиваться демократия через рост гражданской бюрократии, заинтересованных кругов и переговоры с гражданским населением. В более общем смысле (и, будем надеяться, не столь воинственном) все большее втягивание правительства в расширение производства товаров и услуг способствует огражданствлению. Ни в коем случае не воспроизведение европейского опыта (на сегодняшний день, надо полагать, мы можем отчасти избежать повторения этого сурового опыта). Но обращение к некоторым возможностям, которые становятся нам яснее при трезвом анализе процесса формирования европейских государств.

Заключение

Конечно, мой подход к рассмотренным темам имеет определенные обертоны. Он снова возвращается, несмотря на все мои прежние протесты, к своего рода интеллектуальному колониализму, к предположению, что если европейские государства выработали путь к огражданствлению общественной жизни, то так же могут и должны действовать государства третьего мира — стоит им (или их патронам) позволить развернуться этому европейскому процессу. Это допущение пренебрегает геополитическими характеристиками разных регионов, именно теми, что накладывают сильный отпечаток на отношения военных с гражданскими. К таковым отнесем постоянную угрозу прямой американской интервенции в Центральную Америку или страны Карибского бассейна, особую важность проблемы нефти в экономиках множества стран Ближнего Востока, широкое проникновение Южной Африки в государства к северу от нее, промышленную экспансию Японии, Южной Кореи и Тайваня — все эти факторы являются определяющими для политики их соседей. При нашем допущении мы забываем об этнической раздробленности и вражде как условиях, подталкивающих к передаче власти военным. Предпринимая попытку рассмотреть современную милитаризацию в исторической перспективе, я рискую бросить слишком много света на рассматриваемую проблему, так что незамеченными останутся ее тонкости, будет искажено ее прирожденное сочетание света и тени. Скажем просто, не следует думать, что установление власти военных в государствах третьего мира — это всего лишь обязательная фаза процесса формирования государства, и прошлый опыт нам этого не подсказывает и не дает уверенности, что, по мере развития государство эту фазу минует.

Во всяком случае, современная милитаризация власти — не единственный вопрос, изучению которого помогает опыт формирования европейских государств. Этот процесс заслуживает внимания сам по себе, просто потому, что формирование европейской системы национальных государств глубоко повлияло на жизнь всех людей на Западе, а также и на жизнь остального человечества. В настоящей книге я, надеюсь, сумел показать, что формирование европейских государств часто определялось случаем, случайным оказалась даже конечная победа национальных государств над всеми другими формами политической организации. И только великая экспансия в XVI в. международных войн (что, конечно, явилось результатом соперничества европейских государств между собой, а также с турками и китайцами) дала определенные преимущества национальным государствам сравнительно с империями, городами-государствами и федерациями, преобладавшими в Европе, и это преимущество актуально даже до наших дней.

Европейцы шли к национальному государству не одним путем. В зависимости от того, что доминировало в определенном ареале континента — концентрированный капитал или концентрированное принуждение — вырабатывались три частично различавшиеся пути преобразований: интенсивного принуждения, интенсивного капитала и смешанного пути — капитала и принуждения. По этим разным путям шли правители, землевладельцы, капиталисты, рабочие и крестьяне. По ходу дела большинство государств (некогда существовавших) исчезли, оставшиеся же претерпели глубокие изменения как по форме, так и в действиях. В тех регионах и в те периоды, где и когда ведущую роль играли капиталисты, государства обычно дробились, сопротивлялись централизации и создавали немалые формальные институты, представляющие господствующие здесь классы. До того как в XVIII—XIX вв. началось создание громадных армий, такие государства с легкостью проводили мобилизацию (в особенности, для войны на море), но не создавали для этого сколько–нибудь устойчивых государственных структур.