Принуждение, капитал и европейские государства, 990–1992 гг. - [123]
Рис. 7.3. Государственные перевороты на 100 государств, 1944–1987 гг.
Рис. 7.4. Попытки государственных переворотов на 100 государств, Африка 1944–1987 гг.
Рис. 7.5. Попытки государственных переворотов на 100 государств, Латинская Америка 1944–1987 гг.
Рис. 7.6. Попытки государственных переворотов на 100 государств, Азия и Ближний Восток 1944–1987 гг.
После Второй мировой войны государства третьего мира сильно милитаризировались, и, за исключением Латинской Америки, другие страны (третьего мира) не обнаруживают надежных признаков, что это движение повернулось вспять, уступая дорогу процессу перехода власти к гражданским лицам. Так что миру есть о чем беспокоиться: не только потому, что наши старые представления о «возмужании» со временем национальных государств оказались неверными, не только из–за угрозы, что война в третьем мире будет с применением ядерного оружия или приведет к конфронтации великих держав, но также потому что военный контроль и насилие государства против граждан неотделимы друг от друга.
Остановимся на официальном насилии против граждан в форме пыток, жестокости, похищений и политических убийств. В третьем мире в целом, согласно исследованиям Рут Сивард, половина контролируемых военными государств «часто» прибегает к насилию против своих граждан, причем из невоенных государств так поступают только пятая их часть. Эти различия сильнее в Латинской Америке, на Ближнем и Дальнем Востоке, чем в Южной Азии и Африке. Гораздо чаще встречаются ограничения права голоса в военных государствах третьего мира, чем в невоенных. В этих соотношениях легко увидеть причинно–следственную связь: когда военные захватывают власть, сокращаются права граждан и права человека. И всякий, кто высоко ценит политическое представительство и защищенность граждан от злоупотреблений государственной власти, должен обеспокоиться милитаризацией в мире.
Как военные захватывают власть?
Если после столетий перехода власти к гражданским лицам в системе европейских государств государства, присоединившиеся к системе недавно, теперь двигаются к военному правлению, чем объясняется такое развитие? Конечно, в условиях разнообразия устройства государств третьего мира одно–единственное объяснение не прояснит нам в деталях переход к власти военных в каждой отдельной стране. Так, Самуэль Декало считает, что отнюдь не силой и сплоченностью военных «Черной Африки» (sub–Saharan) объясняется их исключительная склонность бороться за власть в национальных масштабах. Напротив, заявляет он, «многие африканские армии состоят из ограниченного круга отдельных вооруженных формирований, связанных в первую очередь отношениями клиент—патрон с группкой соперничающих между собой офицеров разного ранга, кипящих самыми разными корпоративными, этническими и личными заботами» (Decalo, 1976: 14–15), причем соперничество внутри этих объединений толкает их на попытки государственных переворотов. В то же время Максвелл Овусу (1989) считает, что государственные перевороты в Гане после получения ею независимости принадлежат долгой традиции народных восстаний против недостойных вождей. Рут Колье указывает к тому же, что африканские военные чаще захватывают власть в государствах, где одна фракция навязала однопартийное правление остальным или где с получением независимости установилась многопартийная система, представляющая многочисленные народности, а не там, где доминирующее положение одной партии выросло из электоральных побед еще до получения независимости (Collier, 1982: 95–117). Сосуществование многочисленных цепочек клиент—патрон и этническая раздробленность, по–видимому, делает африканские государства уязвимыми для захвата власти военными, но только в границах, определяемых национальными коалициями и партиями.
Такое объяснение не очень подходит для большинства стран Южной Азии, Латинской Америки и Ближнего Востока. Что касается Латинской Америки, приведем мнение Дж. Самуэля Фитча (J. Samuel Fitch): «Все больше согласия отмечается в отношении того, что именно является условием военных государственных переворотов. Государственные перевороты происходят тогда, когда военные офицеры считают, что налицо имеется кризис. Волнения в обществе и враждебность общества по отношению к правительству, угрозы институциональным интересам военных, когда гражданские президенты нарушают конституцию, когда очевидно, что существующая администрация не может справиться с серьезным экономическим кризисом, или когда знаменитая «коммунистическая угроза» отягощает ощущение военными кризиса. На отдельных офицеров могут влиять личные связи и личные амбиции, но решение о том, чтобы устроить военный государственный переворот обычно является институциональным решением, отражая коллективное мнение высших чинов вооруженных сил в целом о действиях правительства» (Fitch 1986: 27–28).
Теперь мы постараемся установить (в масштабах всего мира) те условия, которые облегчают переход к власти военных или делают его более возможным, а затем обратимся к реальной истории государств и регионов для исследования действительных путей, ведущих к гегемонии военных. На ум приходят три возможности.
