Принуждение, капитал и европейские государства, 990–1992 гг. - [12]

В книге Формирование национальных государств в Западной Европе, опубликованной в 1975 г., мои коллеги и я попытались исправить эти недостатки существующей научной литературы. В серии статей, делая упор на экстрактивный и репрессивный аспекты формирования государств, мы затронули вопросы войны, поддержания порядка (внутри государства), налогообложения, контроля над поставками продовольствия и некоторые другие родственные процессы, но не занимались анализом типов политического развития рассматриваемого времени. Правильнее поступили наши критики, продемонстрировав (ретроспективно) недостатки построения однолинейных моделей политического развития вместо того, чтобы предложить некое альтернативное описание процесса формирования европейских государств. На деле мы в своих работах вместо старой однолинейной модели предложили новую: от войны к изъятию), репрессиям и формированию государства. Мы продолжали более или менее неосознанно полагать, что европейские государства шли одним главным путем, который был обозначен Британией, Францией и Бранденбург–Пруссией, и что другие пути развития были всего лишь ослабленными или провальными вариантами того же процесса. Это было неправильно. Теперь в нашей новой книге мы постараемся исправить прошлые ошибки.

К счастью, у нас перед глазами удачные примеры. Три крупных исследователя — Баррингтон Мур, Штейн Роккан и Льюис Мамфорд — избежали присущих большинству теоретических работ ошибок, хотя эти авторы не сумели последовательно описать варианты формирования европейских государств. В своей книге Социальные истоки диктатуры и демократии Баррингтон Мур стремился разъяснить (как это видно и по названию книги), почему в XX в. некоторые государства сохраняют более или менее жизнеспособную представительную систему, в то время как другие выбирают ту или иную форму авторитарного правления. Автор масштабно и детально описал отдельные страны, но когда дело дошло до различий в национальном развитии, Мур выбрал за точку отсчета правительственные формы 1940–х гг., а «социальными истоками» посчитал классовые союзы, преобладавшие на момент, когда началась широкая коммерциализация сельского хозяйства рассматриваемых стран. Следовательно, по Муру, если землевладельцы, эксплуатирующие чужой труд, выживали при переходе к интенсивному товарному фермерству, то выживало и авторитарное правительство, иногда оно могло продержаться даже до наших дней. Если же преобладал класс буржуазии, то правление было демократическим.

При несомненных достоинствах исследование Мура оставляло некоторые проблемы нерешенными. Автор занят в основном формами правления в определенный исторический момент и не анализирует разные формы правления у одних и тех же народов до и после этого отмеченного момента. Исследование намеренно не останавливается на малых, зависимых и исчезнувших государствах. Также не описаны действительные механизмы, при помощи которых некая форма классового господства становилась специфической формой правления. Впрочем, у Мура заострены те проблемы, которые будут занимать и нас в настоящей книге. Мур указал, что решение можно найти, если принять во внимание развитие и вариативность тех классовых союзов, которые занимали господствующее положение в различных регионах Европы.

Еще в начале своей карьеры Штейн Роккан занялся вариативностью политических систем Европы, а также предрасположенностью сопредельных государств к созданию сходных политических устройств. Со временем он разработал карту–схему вариантов европейских государств, на которой по оси север—юг отражалось разного рода влияние католической и православной церквей, а по оси восток—запад проходило деление на приморские периферии, морские нации–империи, пояс городов–государств, континентальные нации–империи и континентальные буферные зоны. Кроме того, Роккан выделяет и более тонкие варианты по этим двум измерениям.

Роккан умер, так и не закончив работы над своей концептуальной картой. Но и в том виде, в каком она осталась, эта схема привлекала внимание к факту вариативности форм европейских государств по географическому признаку; выделяла особенности формирования государств в урбанизированной центральной Европе и намекала, как велико было значение долгосрочных изменений в отношениях правителей, соседствующих держав, господствующих классов и религиозных институтов. Однако оставалось неясным представление о действительных социальных процессах, соединяющих эти изменения с различиями в государственном развитии. И нам трудно представить себе, как бы мог продвинуться Роккан дальше, если бы он не отложил свои карты и не сосредоточился на анализе механизмов формирования государств.

Менее очевиден вклад Льюиса Мамфорда. Неявно он создал теорию урбанизма «порога–и–равновесия» (threshold–and–balance theory of urbanism). По Мамфорду, две великие силы вызывали рост городов: концентрация политической власти и расширение средств производства. Ниже порогового уровня власти и производства находились только деревни и банды. Характер городов, находившихся выше этого порога, зависел от уровня власти и производства (как относительного, так и абсолютного). Сравнительно невысокий и сбалансированный уровень власти и производства делал когерентными классический полис и средневековый город. От чрезмерного роста политической власти происходил барочный город. Гипертрофированность производства породила индустриальные коктауны XIX в., а громадная концентрация по обоим параметрам — непомерных размеров города сегодняшнего дня. На рис. 1.2 этот процесс представлен в виде диаграмм.