Принесенный ветром - [18]

Она говорила торопливо и сбивчиво, как будто боялась, что ей не поверят.

– От кого вы узнали о смерти Белкиной? – спросила я.

– От следователя. Меня вызывали на опознание.

Ну что ж, зайдем с другой стороны.

– А где вы, Валентина Эдуардовна, были вчера утром?

Когда именно убили Белкину, я не знала, поэтому точное время опустила.

– До обеда я была дома.

– А кто может это подтвердить?

Валя растерянно заморгала:

– Не знаю. Я была дома одна.

– Когда вы в последний раз навещали свою тетю?

Она думала довольно долго, напряженно морща лоб.

– Кажется, в начале апреля. Или в конце марта. Может, в середине. Точно не помню.

– А почему с тех пор больше не приходили? Она ведь была очень пожилая и нуждалась в помощи родных.

Тут Валентину прорвало:

– А вы, вот вы видели мою тетку? Вы ее знали?

Я чуть было не сказала, что и знала, и видела, но вовремя вспомнила, что я следователь прокуратуры Татьяна Александровна Иванова, а не просто милая девушка Таня, соседка Аделаиды Белкиной.

– Вам легко спрашивать, вы не знали эту ведьму, прости меня господи! Два года назад, зимой, в самые морозы, у нас в доме полетело отопление, и я попросилась к ней пожить. Да лучше бы я тут мерзла! Вы не представляете, как Аделаида мучила меня, как она надо мной измывалась! Но я молчала. А куда было деваться? Я покупала для нее продукты на свои деньги, делала все, что ей хочется. Думаете, она хоть раз сказала мне спасибо? Нет, я слышала от этой капризной старухи одни только попреки и обвинения. «Ты, Валентина, дура! Ты, Валентина, лентяйка! Потому-то и мужа у тебя нет, кому ты нужна с такой рожей!» – Валя так похоже имитировала жесты и интонации голоса Белкиной, что я чуть не прыснула.

– А кто виноват, что я одна? Она и виновата, старая карга, – захныкала Валентина.

И тут я поняла, что сейчас Валя сама выложит мне мотив, и тогда доказать, что Нина Петрушина не убивала Аделаиду, станет делом плевым. Но Валя замолчала, и я осторожно спросила:

– И что же она сделала, ваша тетя?

Валя буркнула:

– Ну ладно, расскажу. Чтобы вы поняли всю подлость моей тетки.

Аделаида терпеть не могла свою младшую сестру, мать Валентины. Зато с зятем очень быстро нашла общий язык. Как ни странно, она имела на него огромное влияние, возможно, оттого, что в спорах всегда поддерживала его, а не собственную сестру. Когда пятнадцать лет назад мать Вали умерла, отец окончательно попал под пяту свояченицы.

– Слушай, что тетя тебе говорит, дочка. Она у нас женщина умная, плохого не посоветует, – учил Валю папаша.

Валя молча злилась, но ни отцу, ни тетке прямо не перечила, предпочитая поступать по-своему. Но однажды Белкина так грубо и нагло влезла в дела племянницы, что разрушила все ее надежды на светлое будущее. Впрочем, о том, что виной ее несчастий стала тетушка, девушка очень долго не догадывалась.

Уже в школе Валя страстно мечтала избавиться от назойливой родительской опеки. Единственным путем к свободе, как ей тогда казалось, было замужество, но с этим Валентине не повезло. Некрасивая, очень застенчивая, она не интересовала молодых людей. Никто не приглашал ее на свидания и не дарил ей цветов. Но однажды и в Валину скромную дверь постучалось счастье.

Счастье звалось Колей, работало оно электриком. Валин отец пригласил парня починить искрившую проводку. Стоило отцу или дочери включить в сеть два электроприбора одновременно, как пробки мгновенно вылетали и квартира погружалась в темноту.

Коля не был красавцем. Ему, как и Вале к тому времени, было уже за тридцать. Он был лысоват, отягощен пивным брюшком и язвой желудка. Но Валентине он приглянулся, возможно, потому, что стал первым мужчиной, одарившим ее комплиментом («Девушка, вы так хорошо улыбаетесь») и пригласившим на свидание. Сначала они пошли в кино, затем в кафе-мороженое. А потом Коля познакомил Валю с мамой. Хотя был он уже не первой молодости, как и многие другие российские холостяки, проживал в одной квартире с родительницей. В общем-то, Колю это устраивало: мама стирала его носки, гладила рубашки, жарила любимые котлеты. Но о женитьбе он все равно подумывал.

Валя маме не понравилась сразу. Справедливости ради следует сказать, что в целом мире не нашлось бы девушки, которая смогла бы очаровать Колину мамашу. Мама не хотела отдавать своего Коленьку, свою кровиночку, никому. Нет, в принципе, к девушкам она относилась хорошо, была с ними мила, если, конечно, они не строили матримониальных планов в отношении ее сына. Вообще-то она была не против его женитьбы, но рассматривала ее как нечто такое отдаленное, что об этом даже и говорить не стоило. Разумеется, когда-нибудь ее сынок женится, у него будут дети. Она не против. Но пусть это случится когда-нибудь потом.

Если Коля с кем-нибудь знакомился и (о, ужас!) осмеливался заговорить о женитьбе, с мамой случалась истерика, плавно переходящая в гипертонический криз или предынфарктное состояние.

Выслушивая очередной упрек врачихи «Скорой» в свой адрес, Коля на время покорялся судьбе. А через какое-то время, видя, что мама опять бодра и весела и опять жарит на кухне его любимые котлеты, бедняга снова начинал мечтать о любви и семье. Встречая новую девушку, думал: «Чем черт не шутит, а вдруг Оля (Аня, Марина, Наташа) понравится маме? Вдруг мама именно в ней почувствует родственную душу?» Но все опять завершалась вызовом «Скорой».