Принцип неопределенности - [11]

Правда, несмотря на урочный час, музей был совершенно пуст, и мелкотравчатых негодяев это несколько успокаивало. Застывшие восковые фигуры особых опасений не внушали, хотя невольно наводили на мысль, что все это неспроста и может иметь самые непредсказуемые последствия. Да и выставленные напоказ изверги рода человеческого и прочие тираны с таким вниманием всматривались стеклянными глазами в будущее, что невольно казалось, будто за дымкой надвигающихся лет им видится нечто такое, что греет их погрязшие в крови греховные души. Кривил под пожелтевшими усами губу восковой Джугашвили, знал, видно, ирод, что хоронить его в толще истории время еще не пришло. Щурил узкий глаз добренький дедушка Ленин: его-то даже в землю закопать не посмели, не говоря уже о том, чтобы стереть имя ненавистника русского народа с лица городов. В сравнении с этими двумя западные властители выглядели всего лишь чопорными и холодными, но и от них ничего хорошего Шепетухе с Ксафоном ждать не приходилось. Власть — она любая страшна, потому как не хуже концентрированной кислоты вытравляет из души нечто глубоко человеческое, подменяет его показной заботой — нет, не о людях, зачем мелочиться — о народе и его эфемерном благе. Но ни о чем таком, даже отдаленно напоминающем эту вечную истину, темные твари не думали. Их пугливые душонки сотрясал животный страх, выходивший на поверхность зубовной дробью.

И боялись они не зря. Начавшее набирать силу красно-коричневое свечение не оставляло сомнений в том, что впереди их ждет встреча с одним из иерархов Департамента Темных сил, а такое для мелких сущностей даром никогда не проходит. С трудом унимая дрожь, леший и бес второго разряда наблюдали, как сгущаются мерцающие краски, как из этого клубящегося марева выступает на паркет музея маленький, похожий на хищную птицу человечек с тонкой ниточкой усов над бледной верхней губой. За ним, как бы оберегая хозяина и на каждом шагу раболепствуя, двигался затянутый в белоснежную ливрею огромный негр. Завидев эту странную парочку, Ксафон и Шепетуха пали ниц, ударили с бильярдным стуком лбами об пол.

Нергаль, казалось, этого даже не заметил. Не обращая внимания на распростертые на паркете тела, он двинулся прогулочным шагом вдоль стендов музея. Некоторые из выставленных экспонатов привлекли его внимание. Постояв с минуту у одного из восковых злодеев, Черный кардинал переходил к следующему и вновь замирал, пристально всматриваясь в черты желтоватого, подмалеванного красками лица. Собственное лицо начальника Службы тайных операций становилось при этом все более злым и напряженным, так что следовавший за ним тенью камердинер поотстал на шаг, стараясь по возможности выйти из окружавшего фигурку хозяина поля наэлектризованного раздражения.

Неожиданно Нергаль обернулся и, щуря глаз, спросил:

— Скажите, Джеймс, все эти убийцы и насильники, равно как разных мастей изуверы, они что, подвизались на службе у нашего департамента?

— Без всякого сомнения, экселенц, — с готовностью подтвердил слуга, — без всякого сомнения! Кадровыми сотрудниками, скорее всего, не были, а в агентах, так сказать на любительском уровне, шестерили, и с превеликим удовольствием…

— И творили зло?

— Да, сэр! Конечно, сэр!

— И благодаря этому злу люди их и помнят?.. — как если бы усомнившись, изломал тонкую бровь Нергаль.

Джеймс в ответ лишь пожал широченными плечами:

— Представляется, что так, экселенц! Мне кажется, люди вообще помнят только то, что поражает их воображение и превосходит норму обыденного в монотонно текущей жизни. А зло это или добро…

Черный кардинал наградил слугу внимательным взглядом.

— А вы, Джеймс, становитесь философом!.. — и, возвращаясь к какой-то своей, не оставлявшей его мысли, продолжал: — Да, действительно, все они несли в мир зло и смерть, хотя смерть по сути своей злом не является. Смерть есть всего лишь обстоятельство человеческой жизни, как и все прочие, и если и причиняет зло, то только как следствие чего-то иного, глубинного. Во все времена люди убивали друг друга, пытали и возводили на плаху, а потом оказывалось, что тем самым они создавали великое государство. История — смешная штука, вы не находите? — Нергаль в задумчивости покачался с пятки на носок. — Возьмите хотя бы Ивана Грозного или того же Петра, не ставивших человеческую жизнь ни в грош! А победу во Второй мировой добывали разве не количеством? Вот и получается, что все в мире относительно и зависит от того, под каким углом на это посмотреть… — Продолжал, не глядя на камердинера: — Только все эти любительские ужасы и доморощенные страсти меня не устраивают. Мне, Джеймс, как алхимику философский камень, необходимо выделить зло в чистом виде! Поэтому, как сказал бы один из представленных здесь экспонатов, мы пойдем другим путем…

Не договорив и не глядя больше по сторонам, Черный кардинал направился в соседний зал, где в разных позах демонстрировали себя спортивные герои и звезды шоу-бизнеса. Здесь Нергаль задерживаться не стал и даже не удостоил восковых кумиров поверхностным взглядом. Следовавшим за ним на приличном расстоянии Шепетухе и Ксафону было и подавно не до знакомства с экспозицией. Тем временем забежавший вперед Джеймс открыл перед начальником Службы тайных операций малозаметную боковую дверь и, пропустив его вперед, поманил пальцем жавшихся у стены бедолаг. Не больно-то с ними церемонясь, подтолкнул одного за другим в большую, освещенную камином комнату, сам же, скрестив на груди руки, встал у входа, отрезав тем самым любые поползновения к бегству. Только ни о каком побеге не могло быть и речи: Шепетуха и Ксафон едва держались на ногах от страха.