Он лежал лицом в снегу, в чём мать родила, вытянув руки вдоль тела. Еще до того, как проверить его пульс, я прекрасно знал, что он мёртв. Хотел бы я сказать, что он умер со счастливой улыбкой на устах, но улыбки не было — он выглядел таким же замёрзшим бедолагой, каким я его нашёл в первый раз.
Я вызвал полицию. Они приехали в течение часа и забрали тело. Сказали мне, что никаких сообщений о сбежавших сумасшедших не поступало.
На следующей неделе я несколько раз пытался прояснить этот вопрос, но они просто не могли установить его личность. Отпечатки пальцев и ДНК нигде не значились, к тому же он не соответствовал никому из пропавших без вести. Не знаю точно, когда они закрыли дело, но никто так и не появился, чтобы опознать беднягу, и они в конце концов похоронили его. Безымянная могила, девственно чистый камень. На том же самом кладбище, где похоронена Лайза.
Как обычно, посещая Лайзу каждый день, я также начал навещать и могилу Джона, не в силах объяснить самому себе причины, почему я это делаю. Он вызвал во мне сумасшедшие, неприятные мысли, от которых я не мог отделаться, размыл грань между желаемым и возможным, и оттого было особенно обидно. Более того, он сам был мне неприятен: он умер в твёрдой уверенности, что вскоре увидит свою принцессу, в то время как я жил в твёрдой уверенности, что никогда более не увижу свою.
Я не уставал задумываться над тем, кто же из нас в действительности был прав — тот, кто приспосабливал реальность под свою полную уверенность или тот, кто довольствуется воспоминаниями, поскольку у него не хватило смелости попытаться создать новые.
С течением времени я всё больше и больше думал о том, что говорил мне Джон, вновь и вновь вызывая это в памяти. Затем тринадцатого февраля я прочитал в газете, что в этот день Марс будет к Земле ближе, чем в любое другое время в течение последующих шестнадцати лет.
Включив компьютер впервые за долгие месяцы, я проверил эти данные на нескольких новостных сайтах в Интернете. Некоторое время подумал об этом, о Джоне, о Лайзе. После чего позвонил в Армию Спасения и оставил на их автоответчике сообщение с указанием адреса, где информировал их, что оставляю дом незапертым и они вполне могут заходить и брать всё, что хотят — одежду, продукты, мебель. Всё что угодно.
Оставшиеся три часа я провёл, выводя эти строки, чтобы кто-нибудь, прочитав их, знал, что все свои действия я совершаю по собственной воле, даже с неким удовольствием, обретя, наконец, надежду, а не в плену депрессии.
Сейчас почти три утра. В полночь снег перестал, небо прояснилось, и Марс должен показаться с минуты на минуту. Несколько минут назад я собрал все любимые фотографии Лайзы — они выложены в ряд на столике справа от меня. Она кажется мне прекрасней, чем когда-либо.
Очень скоро я сниму одежду, аккуратно ее сложу и выйду во двор. Останется только ждать. Марс? Барзум? Что-то другое? Не имеет значения. Только реалист способен видеть вещи такими, какие они есть, а Джон показал мне границы реальности. Разве может кто-нибудь настолько прекрасный и совершенный, как моя принцесса, не переступить эти границы?
Я верю, она ждёт меня, и что-то мне подсказывает, что скоро я об этом узнаю.
