Принцесса Володимирская - [40]
После ухода дочери он хотел было заняться делом, но бросил бумаги и глубоко задумался, вдруг, без всякого повода и внешней причины. Вся жизнь его восстала перед ним в образах, и чередой, пестрой вереницей все события и лица прошлого, дальнего и ближайшего, прошли перед его глазами.
Придя в себя, граф даже удивился, почему на него напало это раздумье: почему вдруг вспомнилось ему все это прошлое и вспомнилась такая куча мелочей, о которых он давно забыл.
И вдруг и к нему в сердце заползла необъяснимая тревога, и он, подумав, ответил сам себе вслух:
– Так бывает, бог весть почему, быть может, оттого, что для меня начнется новая жизнь, другая, радостная, в которой я буду пожинать плоды моих трудов и моей настойчивости. И вот перед этой новой жизнью душа как бы сводила счеты с прошлым.
– А может быть, – прибавил он, помолчав, – может быть, Людовика своим тоскливым видом навела на меня тоску.
Проглядев кое-какие бумаги, граф посмотрел на часы и удивился. Видно, много и долго думал он, так как было уже около полуночи. Обыкновенно он ложился гораздо раньше.
Он потушил свечи и с одной свечой в руке прошел в свою спальню.
Он уже было начал раздеваться, как всегда, один, без помощи слуги, но эта безымянная и невидимая гостья – тревога все была с ним, все заглядывала в сердце.
Полураздетый, он вдруг, по странному повороту мысли, испугался вопроса:
– Что – дочь?
И прежде чем он отдал себе какой-либо отчет, он снова быстро начал одеваться и еще быстрее, со свечой в руках, направился в коридор, чтобы пойти спросить о здоровье дочери.
Дверь из приемной в коридор он всегда сам запирал на ключ, уходя спать.
В ту минуту, когда он отпирал дверь и замок звонко щелкнул среди ночной тишины, около дверей библиотеки мелькнула в темноте чья-то фигура.
Граф оставил было ключ в двери, но вспомнив, что у него завелись новые соседи, ему неизвестные, он вернулся, запер дверь, вынул ключ и двинулся через весь замок на половину дочери.
– Однако в сущности как это скучно, как это глупо! – бормотал он про себя. – Двое неизвестных мне совершенно людей, приглашенных этим привередником, поселились теперь у самого кабинета, и я должен запираться от них. Какое глупое положение! Как мне раньше не пришло это на ум! Отца Игнатия я знаю давно, но кто они такие, бог весть. Во всяком случае, я у себя в доме принужден от них запираться. Не опасно, а просто глупо, – снова проворчал он вслух, двигаясь по бесконечным горницам и коридорам.
Раза два по дороге он разбудил светом и звуком шагов дежурных людей. Он даже страх навел на них, настолько необычна была подобная прогулка среди ночи.
Вскоре граф был на половине дочери и остановился.
Там все было тихо. Разбудить горничную, спросить о здоровье дочери, нашуметь – значит, перепугать ее! Из-за чего? Из какого-то малодушия, из какой-то странной фантазии. Конечно, она ничего, слава богу, спит себе спокойным сном.
И прислушавшись еще немного, найдя полное спокойствие во всех комнатах, прилегающих к спальне Людовики, граф повернулся и тихими шагами двинулся назад. Он уже смеялся сам над собою.
Между тем у его дверей из приемной в коридор в темноте три голоса шептались и горячо спорили.
– Сам дается в руки, – говорил один. – Как можно терять такую минуту, в другой раз не будет. Что за дело, что оно не так, как мы думали.
– Нет, ни за что! – отозвался капеллан, стоявший с другими у самых дверей. – Нет, если он бродит в полночь, стало быть, он до утра не заснет. Да, прогулкой этой глупой он, наверное, поднял на ноги многих. Нет, пустое: как сказано, так и будет.
И он почти удерживал за руку аббата, который вырывался, убеждал и почти умолял приятеля позволить ему исполнить свое намерение.
У аббата в руке был ключ, и он умолял позволить отпереть дверь, только что запертую графом.
Третья фигура молчала, как бы готовая присоединиться к тому, чья сторона возьмет верх.
Покуда три человека шептались и спорили, прошло несколько минут, и в конце коридора показался свет и мерно шагающая фигура владельца со свечою.
В одну секунду все трое вошли в библиотеку и притихли за дверью.
Граф вернулся, отпер дверь и, войдя, снова запер ее за собою на ключ.
XXVI
Наутро самою интересною новостью дня, которая переходила из уст в уста, была ночная прогулка графа через весь замок.
Двое из служителей, видевшие его ночью со свечой, прошедшего на половину дочери и тотчас же вернувшегося назад, рассказывали об этом, недоумевая и удивляясь.
Все обитатели замка так привыкли к тому, что владелец никогда не делал ничего без серьезного повода, что всякий его простой поступок имел значение. К некоторой таинственности его жизни они давно привыкли. Они не удивлялись тому, что он сидел иногда, запершись в своем кабинете, по целым дням, и любимый камердинер приносил ему и завтрак, и обед, и граф снова запирался. Впрочем, для этого имелось объяснение. Многие знали, что граф в эти дни занят какими-то странными опытами в небольшой горнице, прилегающей к кабинету, где была лаборатория. Для более умных – он забавлялся какой-то хитрой наукой ради занятия в праздное время, для других, конечно, поселян окрестности, знавших его привычки, это было колдовством.
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
1705 год от Р.Х. Молодой царь Петр ведет войну, одевает бояр в европейскую одежду, бреет бороды, казнит стрельцов, повышает налоги, оделяет своих ставленников русскими землями… А в многолюдной, торговой, азиатской Астрахани все еще идет седмь тысящ двести тринадцатый год от сотворения мира, здесь уживаются православные и мусульмане, местные и заезжие купцы, здесь торгуют, промышляют, сплетничают, интригуют, влюбляются. Но когда разносится слух, что московские власти запрещают на семь лет церковные свадьбы, а всех девиц православных повелевают отдать за немцев поганых, Астрахань подымает бунт — диковинный, свадебный бунт.
Роман «Владимирские Мономахи» знаменитого во второй половине XIX века писателя Евгения Андреевича Салиаса — один из лучших в его творчестве. Основой романа стала обросшая легендами история основателей Выксунских заводов братьев Баташевых и их потомков, прозванных — за их практически абсолютную власть и огромные богатства — «Владимирскими Мономахами». На этом историческом фоне и разворачивается захватывающая любовно-авантюрная интрига повествования.
«Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивления потомства.Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве».А. С.
Книга знакомит с увлекательными произведениями из сокровищницы русской фантастической прозы XIX столетия.Таинственное, чудесное, романтическое начало присуще включенным в сборник повестям и рассказам А.Погорельского, О.Сомова, В.Одоевского, Н.Вагнера, А.Куприна и др. Высокий художественный уровень, занимательный сюжет, образный язык авторов привлекут внимание не только любителей фантастики, но и тех, кто интересуется историей отечественной литературы в самом широком плане.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
События Великой французской революции ошеломили весь мир. Завоевания Наполеона Бонапарта перекроили политическую карту Европы. Потрясения эпохи породили новых героев, наделили их невиданной властью и необыкновенной судьбой. Но сильные мира сего не утратили влечения к прекрасной половине рода человеческого, и имена этих слабых женщин вошли в историю вместе с описаниями побед и поражений их возлюбленных. Почему испанку Терезу Кабаррюс французы называли «наша богоматерь-спасительница»? Каким образом виконтесса Роза де Богарне стала гражданкой Жозефиной Бонапарт? Кем вошла в историю Великобритании прекрасная леди Гамильтон: возлюбленной непобедимого адмирала Нельсона или мощным агентом влияния английского правительства на внешнюю политику королевства обеих Сицилий? Кто стал последней фавориткой французского короля из династии Бурбонов Людовика ХVIII?
В начале девятнадцатого столетия Британская империя простиралась от пролива Ла-Манш до просторов Индийского океана. Одним из строителей этой империи, участником всех войн, которые вела в ту пору Англия, был стрелок Шарп. В романе «Тигр стрелка Шарпа» герой участвует в осаде Серингапатама, цитадели, в которой обосновался султан Типу по прозвищу Тигр Майсура. В романе «Триумф стрелка Шарпа» герой столкнется с чудовищным предательством в рядах английских войск и примет участие в битве при Ассайе против неприятеля, имеющего огромный численный перевес. В романе «Крепость стрелка Шарпа» героя заманят в ловушку и продадут индийцам, которые уготовят ему страшную смерть. Много испытаний выпадет на долю бывшего лондонского беспризорника, вступившего в армию, чтобы спастись от петли палача.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Они брат и сестра в революционном Петрограде. А еще он – офицер за Веру, Царя и Отечество. Но его друг – красный командир. Что победит или кто восторжествует в этом противостоянии? Дружба, революция, офицерская честь? И что есть истина? Вся власть – Советам? Или – «За кровь, за вздох, за душу Колчака?» (цитата из творчества поэтессы Русского Зарубежья Марианны Колосовой). Литературная версия событий в пересечении с некоторым историческим обзором во времени и фактах.
Кристиан приезжает в деревню и заселяется в поместье. Там он находит дневник, который принадлежит девочки по имени Анна. Которая, по слухам, 5 лет назад совершила самоубийство. Прочитав дневник, он узнаёт жизнь девочки, но её смерть остаётся тайной. Потому что в дневнике не хватает последних страниц. На протяжении всей книги главный герой находит одну за другой страницы из дневника и узнаёт страшную тайну смерти девочки. Которая меняет в корне его жизнь.
С младых ногтей Витасик был призван судьбою оберегать родную хрущёвку от невзгод и прочих бед. Он самый что ни на есть хранитель домашнего очага и в его прямые обязанности входит помощь хозяевам квартир, которые к слову вечно не пойми куда спешат и подчас забывают о самом важном… Времени. И будь то личные трагедии, или же неудачи на личном фронте, не велика разница. Ибо Витасик утешит, кого угодно и разделит с ним громогласную победу, или же хлебнёт чашу горя. И вокруг пальца Витасик не обвести, он держит уши востро, да чтоб глаз не дремал!