Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа - [30]

И тут, словно по заказу, в сад вернулся Чезаре.

– Хватит, – сказал он, уставившись на Джованни. – Его высокопреосвященство ждет вас в зале, синьор.

Джованни замер. Опережая Чезаре, который собирался поторопить Джованни, я обратилась к нему:

– Для меня большая честь, мой господин. Спасибо вам за приятную беседу и за прогулку.

– Моя госпожа, это для меня большая честь. – Он наклонился над моей рукой.

С этими словами он проскользнул мимо Чезаре и поспешил в зал. Высокие носки его башмаков колебались на ходу.

– «Это для меня большая честь», – передразнил Чезаре. – Мало того что почти нищий, так еще и двух слов связать не может.

– Зато в его городе нет малярии.

– О чем ты? – Чезаре уставился на меня.

– Ерунда. – Я зевнула. – Устала. Ты можешь позвать Пантализею? Хочу домой.

Он взял меня за руку и повел в палаццо.

– Я скажу, чтобы твой эскорт готовился и… – Он вдруг остановился. – Ты мне не сказала, что теперь о нем думаешь.

Брат смотрел на меня немигающим взыскующим взглядом, словно пытался угадать, что я хочу от него скрыть.

Я не спешила с ответом. Что я могла сказать? Чезаре, казалось, ждал, что я начну хулить Джованни из Пезаро, но, по правде говоря, я не желала этого делать. Может быть, он не очень красив или привлекателен, но ни жестоким, ни глупым он мне не показался. Могло быть и хуже, подумала я, вспоминая Ферранте из Неаполя с его трупами в подвале. А когда мы поженимся, Джованни, конечно, скажут, чтобы он и не думал покидать Рим. Папочка рассмеялся бы при одной мысли о том, что я уеду, дабы созерцать ров, наполненный морской водой.

– Он станет моим мужем, – наконец сказала я. – Не думаю, что чувства тут имеют какое-то значение.

Некоторое время Чезаре смотрел на меня, а потом с его губ сорвался иронический смешок.

– Естественно. Как глупо с моей стороны! На самом деле он будет всего лишь твоим мужем. А мужья ничего не значат.

Глава 8

Менее месяца спустя, когда июнь позолотил пыльцой воды Тибра и фруктовые деревья в нашем саду покрылись махровыми цветами, я стояла у портика с Джулией и моими сопровождающими, встречая Джованни Сфорца: во главе целой кавалькады он явился к палаццо для официального знакомства со мной.

Считалось, что это наша первая встреча, хотя я и не видела никаких оснований для притворства. Моя семья для этого события прислала в его распоряжение пять лошадей. Не сходя с седла, он заученным движением махнул передо мной шляпой, а я в ответ благопристойно улыбнулась. Его роскошный костюм и в этот раз был позаимствован. Джулия не замедлила сообщить мне об этом, когда я вернулась в палаццо готовиться к брачной церемонии. Она должна была пройти в Ватикане.

– Все, что на нем, взято взаймы. Эта рубиновая подвеска в золотой оправе – наследство Гонзага, прислана его прежним тестем, его милостью герцогом Мантуи. – Джулия сняла волосок с рукава. Былую апатию она уже преодолела и сегодня облачилась в подогнанное по фигуре платье из роскошной оранжеватой парчи со вставками фиолетового атласа. – И насколько мне известно, Лодовико Моро пришлось брать кредит у банкиров, чтобы оплатить для Джованни свиту и все остальное. – Она взволнованно вздохнула. – Очень надеюсь, ему не придется наниматься в кондотьеры, чтобы добыть денег на хозяйство.

– Не придется, – сказала Адриана.

Под ее руководством Пантализея и другие женщины облачали меня в замысловатое свадебное платье. Как только было объявлено о моем браке, Адриана вернулась с Монте-Джордано, исполненная решимости снова принять на себя заботы обо мне.

– Теперь, когда он стал членом семьи, у него будет более чем достаточный доход. Его святейшество даже предоставил синьору Джованни хорошо оплачиваемую должность в папской армии, а Лодовико Моро будет оплачивать его текущую condotta[31] в миланской армии – это часть брачного соглашения.

– Да? – Джулия улыбнулась. – Могут возникнуть сложности, если у нас начнется война с Миланом.

– Придержи язык! Ты хочешь омрачить такой важный день? Может быть, ты и не слишком почитаешь таинство брака, но упоминать в такой день войну… Не богохульствуй!

Джулия рассмеялась, а я едва сдержала себя, чтобы с досады не топнуть ногой. Эта распря между ней и Адрианой преследовала нас много недель: Адриане хотелось, чтобы я затмила любовницу моего отца, а Джулия, со своей стороны, была полна решимости превратить день моей свадьбы в свое триумфальное возвращение в общество.

Несколько недель она сидела за закрытыми дверями, используя всевозможные омолаживающие процедуры, тогда как Адриана раз за разом заставляла меня мыть голову в золе и лимонном соке, чтобы осветлить волосы, вывести их медный оттенок. Насчет цвета моего лица она разрешила не беспокоиться, но на всякий случай запретила покидать палаццо без вуали. И вообще советовала не выходить из дому. Ватикан я посещала только через Сикстинскую капеллу. Лишь однажды я, задыхаясь взаперти от жары, под вуалью вышла в сад, и у Адрианы случился припадок.

Джулия добавляла сумятицы, изобретая способы перечить ей на каждом шагу. И в конечном счете дух вражды настолько наполнил дом, что мне пришлось вмешаться.

– Разве моя свадьба не является поводом для праздника? – сказала я как-то днем, оглядывая Джулию.