Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа - [24]

– Ах, моя farfallina! – Папа рассмеялся. – Подойди-ка сюда.

Он похлопал себя по коленям, хотя я уже была достаточно взрослой для таких детских ласк. И все же я уселась на его здоровенном бедре и уставилась на него, а он, поиграв моим ожерельем, пробормотал:

– Ты не должна слушать сплетни.

– А что, если эти сплетни – правда? Все говорят, что он держит трупы в подвале.

– Опять Джулия тебе напела? – вздохнул он. – Ох уж эти женщины с младенцем! Им так скучно взаперти, что они готовы развлечь себя любыми глупостями. Да, ты выйдешь замуж за Сфорца. У меня нет ни малейших намерений отправлять тебя в Неаполь. Упаси Господь! Ферранте и в самом деле старый хищник, который ищет нашего расположения только потому, что мы получили папский трон, но он тут же отвернется от нас, если сочтет, что ему выгодней другие союзы. Не переживай. Я скорее поцелую дьявола, чем отдам свое дитя в руки Ферранте. Это политика. Мы должны делать вид, что рады его посольству. Хотя бы только для соблюдения приличий.

И все же, вспоминая теперь, с какой легкостью было разорвано мое первое обручение, я стояла замерев, а швея и ее ученицы завершали подгонку моего свадебного платья. Лучше уж вынести несколько часов, рискуя получить укол булавкой, чем подвергаться опасности стать невесткой короля Ферранте.

За окном стояла благодатная весна. Зима случилась мягкая, хотя мы и провели Рождество, сгрудившись у жаровен: камины в палаццо служили скорее для красоты, чем для отопления. Пока Джулия пребывала в спячке в своих роскошных покоях, я наслаждалась всеобщим вниманием, когда меня представляли публике как дочь моего отца.

Вопреки утверждению матери, будто римский папа не может держать при себе незамужнюю дочь, папочка был рад тому, что я играю роль его неофициального представителя. Вместе с Адрианой – по мере увеличения живота Джулии Адриана снова стала надзирать за мной – я принимала послов со всей Европы и из итальянских городов-государств, а они подносили мне подарки и искали моего содействия. Иногда они жаждали церковной должности для внебрачного сына или кардинальской шапки для племянника; другие просили разрешить их споры касательно земли или титула. У меня, естественно, не было никакой власти одобрять что бы то ни было, но Адриана тщательно все записывала, а потом докладывала папочке. Вскоре распространилась весть, что палаццо Санта-Мария ин Портико – это врата, через которые должны пройти искатели милостей его святейшества, и мое собрание драгоценностей выросло до таких размеров, что даже Джулия пробудилась от своей спячки.

Как-то вечером она заявилась в зал, где я в это время развлекала Альфонсо д’Эсте, сына герцога Феррары, – мрачного юношу с огромным носом и грубыми чертами лица. Он принес мне в подарок сокола. Птица восседала на шесте в руках слуги, облаченного в кожаную куртку на мягкой подкладке и рукавицы, а я с опаской поглядывала на нее и думала: не дай Бог моему Аранчино попасть под этот острый клюв. А еще я думала о том, знает ли синьор д’Эсте, что если женщины и участвуют в охоте, то девочки моего возраста – нет. Я занимала его разговором, пытаясь найти вежливый способ отказаться от дара, и тут появилась Джулия. Она шла, неся перед собой живот, одетая в бордовый бархат, в украшенном драгоценностями чепце на уложенных волосах.

Альфонсо д’Эсте выпучил глаза. Джулия остановилась перед камином розового мрамора – одним из немногих, который действовал, – и изобразила дрожь:

– Какая холодина! Боюсь, как бы снег не пошел.

У меня с языка чуть было не сорвалось, что в Риме почти не бывает снега, как вдруг она сняла чепец, и волосы упали ей на плечи.

– Я их вымыла сегодня утром, но теперь они будут сохнуть целую вечность.

Я бы с радостью затолкала ее в огонь. Адриана, сидевшая поблизости в алькове, чтобы не оставлять меня одну, издала оскорбленный вздох. Замужние женщины, в особенности беременные, не должны показывать свои волосы, как куртизанки.

Синьору д’Эсте оставалось только смотреть. На лице его все яснее проступало любопытство, он стал похож на кота, увидевшего мышку. А я вышла, извинившись: он ведь явился ради меня. Я понеслась вверх по лестнице, и мы с Пантализеей принялись рыться в сундуках. Не прошло и часа, как я вернулась: Джулия попивала вино и хихикала с сыном герцога. Я вошла неторопливым шагом, облаченная в фиолетовое платье, шуршащее при ходьбе. Мои распущенные светлые волосы лежали на плечах под кружевной накидкой.

Он вздохнул и заявил с неожиданной любезностью:

– Луны не бывает без солнца.

Джулия смерила меня неласковым взглядом. После того случая она непременно присутствовала при всех визитах, как бы скучны они ни были. Стойко встречала поднесение в дар всего, что только можно представить: от отрезов парчи из Святой земли до бочонков амонтильядо из Испании и свежих карпов из озера Гарда. Наконец схватки одолели, и ей пришлось отправиться в родильные покои, иначе она бы разродилась на глазах у наших гостей.

– Она тебе завидует, – говорила мне Адриана. – Боится потерять свою красоту и любовь твоего отца. Теперь, после рождения ребенка, она стала матерью, как Ваноцца, а ты, мое дитя, остаешься чиста, как ангел.