Принцесса тьмы - [18]

Смертельный страх овладел Светланой. Что если и дверь окажется бутафорской? Что если ее замуровали здесь заживо? К счастью, дверь производила впечатление настоящей, только очень старой и крепко запертой. Изо всех сил Светлана забарабанила по ней ладошками, потом, повернувшись спиной, ногами.

- Выпустите меня отсюда! - кричала она в истерике. - Немедленно выпустите!

Дверь тихонько отворилась и на пороге появилось существо, при виде которого Светлану начало трясти как в самой страшной лихорадке. Ей мгновенно вспомнилась встреча в тоннеле, повлекшая за собой две таинственные смерти...

ГЛАВА 9

- Пойдешь. С. Нами, - послышался у самого уха Степана загробный, похожий на шелест сухой листвы, голос.

- Нет! Нет! Ни за что! - завопил он и тут же получил удар в спину, от которого все слова недожеванным горохом выкатились из глотки.

...Ничего более жуткого, более противоестественного Степану не доводилось испытывать за всю свою жизнь. Сравнить это можно было с внезапной и полной слепотой. Его долго гнали в абсолютной темноте. А чтобы он не сбивался с пути, то и дело грубо подталкивали в бок или в спину. Или, как щенка, придерживали за шкирку. Было то душно, то сыро, то тянуло холодом, а то обдавало вдруг жаром. Несколько раз в нос ударяла едкая, вызывавшая тошноту, вонь. Дорога, по которой наощупь ступали его ноги, была далека от ровной. Он часто спотыкался, ударяясь о невидимые преграды, но всякий раз чьи-то руки подхватывали его, не давая упасть или разбиться, и заставляли снова идти. Сколько раз ему казалось, что он сорвется, полетит, ломая кости, в бездонную пропасть. Этого не случалось.

Они двигались то по горизонтальной, то по резко наклонной плоскости, иногда преодолевали узкие и очень крутые ступени. Степану было невыносимо страшно. Страх усиливало чувство полной беспомощности. Он не понимал, что с ним происходит, что случилось с его глазами, которые вдруг отказали ему. Ведь такой абсолютной тьмы, он был уверен в этом, в природе не существует. Даже в самую глухую ночь где-нибудь да блеснет огонек фонаря или жилища, пробьется сквозь завесу туч лучик хоть одной звезды. Но чтобы совсем ничего. Да так просто не бывает. И люди не могут передвигаться в такой кромешной тьме, не используя света.

Степан вспомнил вдруг о своем фонарике. Сунул руку в карман, но его там не оказалось. Это было для него еще одним потрясением. Крушением последней надежды на спасение.

Его обострившийся слух начал улавливать шорохи уверенных легких шагов - впереди и позади него, справа и слева. И временами тоненький, едва различимый свист. Будто где-то вдалеке чьи-то пальцы трогали певучую пилу. Здесь явно было нечто большее, чем умение ориентироваться в темноте. Ведь ни одно его движение не оставалось незамеченным - он бы сказал, его ни на секунду не выпускали из “поля зрения”. Но о каком зрении могла идти речь, если... если, конечно, непроглядная тьма не следствие его собственной беды.

Не выдержав непосильного напряжения, длившегося уже много часов, мозг Степана отключился, погрузившись в полное бездумье. И теперь он, как робот, лишь механически переставлял ноги, подстегиваемый невидимыми тиранами.

Наконец, “марафон” кончился. Его развернули за плечи и втолкнули куда-то так резко и грубо, что, потеряв равновесие, он полетел лицом вниз... Но не расшибся. К его удивлению, руки наткнулись на что-то мягкое, спружинившее под его тяжестью. Он прислушался. Шороха шагов и характерного посвистывания больше не было. Не было слышно вообще ничего. Жуткая, рождающая отчаяние тишина сдавила уши, сердце, грудь. Степан понял, что оставлен в одиночестве.

Он еще раз обшарил все карманы в надежде отыскать свой маленький, но достаточно сильный фонарик. Надежды не оправдались. Потерял или “конфисковали”? Сколько же прошло времени? Все еще ночь или уже утро? Он попытался взглянуть на часы, которые, как он знал, фосфорисцируют в темноте. Увы, слишком долго оставшись без света, они начисто перестали светиться.

- Та-ак, - проворчал Степан. - Ни фонаря, ни часов. Хоть ложись и помирай.

Чтобы понять, куда его втолкнули, он принялся пядь за пядью, шаг за шагом, наощупь исследовать помещение, имя которому темница, в прямом и переносном смысле. И вскоре понял, что находится в самой настоящей пещере, совсем крохотной, с низким, неровным сводом, с входным отверстием, не имеющим даже намека на двери, и с единственной “обстановкой” - пружинным матрацем в углу, на котором лежал толстый, на ощупь верблюжий плед.

Степан забрался на матрац и, чтобы унять нервную дрожь в теле, закутался в теплый плед. Сейчас, когда его, наконец, оставили в покое, он попытался осмыслить происходящее. Если верно то, что он в пещере, значит его уволокли под землю. Тогда становится понятным такая кромешная тьма и нестерпимая, давящая тишина. Пещера не имеет дверей. Можно было бы попытаться бежать. Он горько усмехнулся. Могильная тьма, черным саваном льнущая к нему со всех сторон, надежнее самых крепких дверей и засовов. Куда ему бежать и как, если он не в состоянии увидеть даже собственную руку, сколько не подноси ее к глазам.