Принцесса Шиповничек - [48]

– Тут вы сможете трудиться на благо родины, – прошептала она и вдруг снова испугалась теней.

Но никаких теней не было.

Потом комендант объяснил, что они должны вымыться, а тем временем их одежду продезинфицируют после долгой и утомительной поездки. Он так и сказал, так заботливо: «после долгой и утомительной поездки». Поэтому им надо будет раздеться и сложить все ценности, документы и другие личные вещи вроде колец и медальонов в корзинки, где будут написаны их имена.

– Потом мы спустились в подвал, – продолжала она хриплым шепотом. – Я держала дочку за руку. Нам обеим было неловко раздеваться при посторонних. Даже при членах семьи. Так не делается, вы понимаете? Так не делается… – Глаза женщины были полны слез. – Я хотела обнять мою девочку, но она возразила: «Нет, мама, не обнимай меня голую». Я держала ее за руку и, пока мы шли по коридору, читала вслух таблички на стенах. На одной табличке над лестницей было написано «Душевая», на другой – «К доктору». Я сказала ей: «Не бойся». Ох…

Женщина замолчала. Потом зашептала снова:

– Тогда я в последний раз держала ее за руку.

Она еще рассказала, что всех заключенных отправили вниз по лестнице, а потом загнали по мосткам в фургон. На них обрушился град ударов. Люди побежали. В фургон набилось не меньше сотни.

– Мою доченьку затоптали. Я слышала ее крик, а потом ничего. Меня впихнули в фургон последней, двери за мной захлопнулись. Пол в фургоне оказался железный, решетчатый. Я поранила ноги, мы же были босиком. Все кричали, плакали. Я снова и снова выкрикивала дочкино имя, но она не отзывалась. Фургон тронулся. И это все, что я помню.

Они не стали говорить, что все остальные погибли. Умерли от выхлопных газов, были затоптаны и задавлены в борьбе за последний глоток воздуха или погибли от контрольного выстрела в голову. Лучше было промолчать.

Потом, перед самой смертью, она позвала: «Рахиль!». Йозеф понял – они все без слов поняли, – это имя ее дочери. Женщину похоронили тут же, в лесу, отметив место простым камнем. Йозеф вместе со всеми стоял у могилы.

– Нас только восемь, – медленно произнес Лесовал. – И один – нееврей. Для миньяна маловато.

– Девять, – вдруг вырвалось у девушки. – А Богу все равно.

Она заговорила. В первый раз. Девушка стояла среди них, обхватив плечи руками.

Йозеф не понял, что она имела в виду: то ли Богу все равно, что у них не хватает мужчин для настоящих похорон, то ли Ему вообще все уже безразлично. Спрашивать он не стал.

Поняв, что девушка может говорить, они забросали ее вопросами. Как ее зовут? Откуда она? Кто был с ней?

Девушка лишь качала головой.

– Не знаю.

Мститель взял ее за руку.

– То есть не помнишь?

Он встревожился, потому что знал – отравления газом могут вызывать психозы, даже деградацию личности.

Девушка покачала головой.

– Я не знаю. Я помню только одно.

– Что? – спросил Лесовал.

– Сказку.

– Мишугене! С ума сошла! – Ребе покачал головой и отошел.

– Какую сказку? – спросил Йозеф.

– Не знаю, как называется. В этой сказке я – принцесса в замке. И все погружено во мглу. Одну меня разбудили поцелуем. Теперь я знаю, тут есть замок, называется schloss. Только я не знаю, мой ли это замок. Просто я помню сказку, и, кажется, это все-таки сказка обо мне.

– Она говорит о «Спящей красавице», – объяснил Йозеф.

Лесорубы закивали. Мститель улыбнулся, припоминая. Он и смеялся, и восторгался одновременно.

– Тогда мы будем звать тебя Принцесса, – решил Йозеф. – Принцесса Шиповничек, как в сказке.

Но он сказал это по-польски: Кшенжничка.

Глава 30

«Ein tag – ein tausend» (продолжал он). Через много лет Йозеф услышал эти слова от своего друга, ксендза из Хелмно. Так говорили охранники друг другу и жителям города: «Ein tag – ein tausend». Один день – одна тысяча. Количество убитых. Все по расписанию.

Йозеф и его товарищи спасли одну жизнь. Одну из тысячи. Они знали: шансов еще на одну почти нет. И даже пытаться – страшно опасно.

– Мы должны ее увести, – сказал Йозеф. – Найти ей одежду. Обувь. Нормальную еду.

– Хорошо бы кислород, – добавил Мститель.

Достать одежду, обувь и еду было еще возможно. Что же касается кислорода, она могла дышать воздухом. Все это понимали. Они питались грибами и ягодами, собирали травы, в которых лесорубы отлично разбирались; ловили рыбу в Нареве, но ели ее сырой – и все из-за того, что боялись развести костер. Одежда истрепалась, обувь разваливалась. Йозеф вспомнил, как подарил слуге ботинки, которые ему не подошли. Что бы только он сейчас ни отдал за эти ботинки! Ему снились пирожные с кремом – они с Аланом ели их в Париже. Или в Вене. Или в Берлине. Он не помнил точно где. Ему не снился Алан, только пирожные. Как-то он проснулся от воображаемого запаха кофе.

– Сперва еда, – решил Йозеф. – Обувь потом.

Он удивился, что все с ним согласились, будто ждали его слова. После того, как он буквально вдохнул в девушку жизнь и дал ей имя, его положение в отряде изменилось, и теперь на него смотрели как на командира. Это и радовало – и нет.

– И мы должны об этом рассказать. О фургонах и о лагере должны узнать все.

Он и не догадывался, что о Хелмно уже все известно, и не по слухам из гетто. Польское подполье узнало о лагере от одного из двух сумевших сбежать и передало его показания Польскому правительству в изгнании. Он и не догадывался, что уже в июне все, и в деталях, было известно даже в Лондоне. Он лишь понимал, что товарищи с ним согласны и одобрительно кивают. Последним кивнул Мститель. Не один Йозеф, все заметили, что мальчик глаз с девушки не сводит.