Принцесса Шиповничек - [47]

– «Это лучше, неизмеримо лучше», – убежденно твердил в темноте Йозеф, вспоминая Диккенса[6]. Лучше погибнуть в пограничном конфликте, лучше пасть под градом пуль, чем быть отравленным газом в шестиметровом фургоне, сражаясь с восьмьюдесятью родственниками и друзьями за последний глоток воздуха. Лучше стать легендой сопротивления, чем быть вышвырнутым, как старая тряпка, в общую могилу.

Утром они вернулись на край леса, словно не могли поверить в то, что видели накануне. Надо было вернуться и убедиться своими глазами. День выдался хмурым, небо было серым, как река. Весь день они считали фургоны. На этот раз – восемь ездок, несмотря на плохую погоду. Вечером послышались пулеметные очереди.

– Расстреливают похоронную команду, – сказал Рябина. У него было самое лучшее зрение в отряде. – Не хотят оставлять свидетелей.

К ночи поле опустело, и партизаны получили возможность выйти. Поле перешли не все и не все сразу. Бросили жребий. Мальчик, Береза и Йозеф вытащили короткие соломинки и пошли первыми. Они передвигались осторожно, пригнувшись. Йозеф поглядывал на реку, которая с каждой минутой становилась все темнее и темнее. На этом поле скорби они были одни.

К яме подошли уже в полной темноте. Яма была полна теней: руки, ноги, запрокинутые головы, рты, разинутые в безмолвном крике. В памяти всплыли Дантовские строки, но даже самому великому Алигьери было бы не под силу передать ужас, который лежал у их ног. Зловоние – неразвеявшиеся клубы выхлопных газов, смрад вывалившихся кишок и тошнотворный, сладковатый запах двух– и трехдневных трупов – оглушило их.

Йозеф вглядывался в мертвые тела, но среди тысяч тел видел только одно: на самом верху кучи лежал белокурый ребенок не старше трех-четырех лет. Большой палец во рту.

Йозеф заплакал.

Рыдали все трое. Громко. Не стыдясь своих слез.

Вдруг Мститель крикнул:

– Смотрите! Там что-то шевелится!

Сперва Йозеф подумал, что мальчику показалось, – из-за темноты, из-за теней, от страха. Или, хуже того, – умершие раньше уже начали разлагаться и выделять газы, которые поднимаются наверх. Но Мститель все-таки был студентом-медиком и знал все это и сам. Пока Йозеф пытался понять, что происходит, мальчик уже прыгнул в чудовищную яму и расталкивал окостеневшие тела. Когда он, пошатываясь, выпрямился, наступая на спины, животы и бока трупов, на руках у него лежало одно-единственное тело.

Это была девушка. Даже в сгущающейся темноте Йозеф заметил, что руки у нее медленно движутся, а на щеках – странные красные пятна.

Мститель передал тело Йозефу, а Береза помог мальчику выбраться из ямы. Но тут девушка перестала шевелиться и дышать тоже перестала. Йозеф понял: она сейчас умрет прямо у него на руках. Он положил ее на землю, прижался губами к ее рту, почувствовал горький вкус рвоты и начал делать искусственное дыхание.

Они по очереди старались ее оживить. Мститель делал то, чему его учили в медицинской школе. Он поднимал и опускал руки девушки, а когда уставал, его сменял Йозеф и дышал ей в рот. Именно в рот Йозефа и попала слюна, когда девушка наконец раскашлялась. К тому времени, как она задышала самостоятельно, стало уже совсем темно. Ни луны, ни звезд не было. Может, и он, и все остальные уже умерли и лежат в яме?

Девушка молчала. Не говорила, как ее зовут, не удивлялась, где она и кто они такие. Встать она не могла, только прижимала руку ко лбу, словно у нее болела или кружилась голова. Мститель снял с себя куртку, ласково закутал девушку, подхватил и понес, как ребенка. Он уверенно двигался к лесу, хотя ничего уже не было видно. В полной темноте Йозеф и Береза шли за ним.

На следующее утро девушка все еще была жива и все еще молчала, хотя розы на ее щеках цвели уже не так ярко. Тело было в испражнениях и рвоте, ее собственных и других жертв. Рыжие волосы потускнели и спутались. На лице и шее – три царапины, и еще одна на левой ноге. Время от времени она закашливалась и, стеснительно отворачиваясь, сплевывала мокроту на землю.

Мститель отдал ей свою куртку, а Береза – рубашку. Она хотела вернуть или одно или другое, но оба, и Мститель, и Береза, отрицательно покачали головами, а Мститель улыбнулся своей нежнейшей улыбкой. Девушка аккуратно застегнула куртку поверх рубашки, так что полы рубашки свисали из-под куртки и прикрывали бедра.

На следующую ночь и еще через ночь, вдохновленные спасением девушки, они снова пробирались к яме, разбирали окостеневшие тела, искали еще кого-нибудь живого. Девушка оставалась позади, под защитой леса.

Удалось найти двух мужчин и одну женщину, которые еще дышали. Мужчины были в бреду, их отнесли в лес, но они не дожили до утра. Мститель объяснил, что бред – обычное осложнение при отравлении угарным газом. Женщина прожила до полудня следующего дня. Ее завернули в куртку Йозефа. Она жаловалась на круги перед глазами и пляшущие тени.

Перед смертью она рассказала, как попала в Хелмно. Говорила хриплым шепотом, голос все время срывался. Позже партизаны собрали ее рассказ по кусочкам. Замок она называла schloss. Там был главный дом, старый амбар и две деревянных хибарки. Ее вместе со всей семьей везли на поезде из Лодзинского гетто, потом на грузовике завезли во двор замка, где обходительный немецкий комендант заверил их на сносном польском, что они всего лишь в трудовом лагере.