Принцесса огорошена - [39]

Молодой человек, засунув руки в карманы спортивной ветровки, спустился вниз.

Олег Корсаков что-то беспокойно бормотал, лежа у двери супружеской спальни. Что-то про форточку. Действительно, по полу тянул сквозняк. Во мне шевельнулось человеческое сочувствие. Нельзя его все-таки оставить мерзнуть на полу.

– Ольга!

Я постучала в дверь спальни. Неожиданно дверь с тихим скрипом приоткрылась. Внутри было темно.

Странно, куда могла деться Роза? Я открыла дверь и, собравшись с силами, поволокла мертвецки пьяного представителя сильного пола к постели.

– Отстань! – взревел Олег, когда я, вспотев от натуги, пыталась взвалить его тушу на кровать.

От испуга я его уронила, и от удара об пол Олег немного пришел в себя. Он сел, помотал из стороны в сторону головой. Огляделся. Затем уставился на меня. Долго смотрел, а потом с непередаваемой тоской произнес:

– Знаешь, стерва, а ты ведь мне всю жизнь испортила! – и снова отрубился. – Так-так… – пробормотала я.

Мертвецки пьяный Олег принял меня за Розу Жемчужную. И судя по его реплике – терпеть Розу не может. Хотелось бы знать – почему.

Я нерешительно огляделась. Интересно, оправдывает ли занятие частным сыском незаконный обыск? Заперла дверь на случай, если Роза неожиданно вернется, и решительно выдвинула верхний ящик комода.

Внутри лежало белье. Сваленные в кучу мужские носки и трусы. Это, скорее всего, ящик Олега. Брезгливо поморщившись, я пошарила руками по оргалитовому дну. Честно говоря, необходимость постоянно соприкасаться с такими интимными предметами мужского гардероба, как трусы и носки, всегда отвращала меня от семейной жизни. Какая-то в этом виделась несправедливость. Ну почему я должна ему стирать?

Следующий ящик был набит глаженым постельным бельем. Тщательно проверив все слои, я наткнулась на фотографию. Снимок запечатлел невысокую симпатичную девушку в белом платье в обтяжку, обнимающую за талию Розу, а напротив них стоял Хосе Равель! На Жемчужной обтягивающее красное платье на тонких бретелях и бриллиантовое колье на шее. Взгляд же ее наполнен завистью и яростью. В руках у всех троих фужеры. Неизвестная девушка и Хосе смеются, а Роза ревниво улыбается. На заднем плане непроглядная темнота, рядом пустой столик. Похоже на летнее кафе, одеты все легко, но по-вечернему. На Хосе Равеле черная расстегнутая рубашка. Судя по выражениям лиц, у смеющейся девушки и Хосе полное взаимопонимание… Интересно, кто это?

"Успокойся, – сказала я сама себе. – Вспомни китайскую поговорку: если проблему можно решить, то не стоит о ней тревожиться; если проблему решить нельзя, то тревожиться бессмысленно". Да уж! Хорошо рассуждать этим китайцам! А если неизвестно, можно решить проблему или нельзя? И какую проблему я, собственно, собираюсь решать?

Я сунула фотографию обратно и тщательно пригладила белье. Не дай бог, Роза заметит излишнее любопытство с моей стороны. Но… Подумав еще секунду, я, на свой страх и риск, вытащила снимок и сунула себе в карман.

Отказавшись от ужина и предусмотрительно закрывшись, я растянулась на кровати. Снимок все не шел у меня из головы. Роза говорила, что ездила к Хосе Равелю в Испанию с сестрой Зарой. Вполне логично предположить, что девушка в белом платье, которая на фотографии смеется, нежно глядя на Равеля, и есть та самая Зара. "И что из этого следует? – спросила я себя и сама же ответила: – Ничего".

Вытащив свою тетрадку, записала: "Наблюдение. Нашла в бельевом шкафу Розы Жемчужной фотографию. На ней запечатлены Хосе Равель, Роза и неизвестная девушка (возможно, Зара?). Утром Ефрем Жемчужный сообщил, что Зара покончила с собой из-за несчастной любви. Нужно под каким-либо предлогом убедить Розу или Ефрема показать фотографию младшей Жемчужной".

Так и не дождавшись Розы, я задремала.

На следующий день рано утром позвонил Николай Иванович и хмуро сообщил, что улетает в Йошкар-Олу завтра.

– Почему-то в эту Тмутаракань самолеты летают ни свет, ни заря. Хотя у нас с ними разница в час!

Я сонно пожелала Николаю Ивановичу мягкой посадки. Часы показывали без пятнадцати шесть.

Примерно в девять позвонил Вадим Соколов с радостным утренним вопросом:

– Дрыхнешь? Сколько можно! Поднимайся, я сделал, что ты просила!

– Уже еду, – пробормотала я, опуская ноги на холодный пол.

Соколов сдержал обещание. Когда мы встретились у него в офисе, у меня в глазах зарябило от обилия бумажек, которые он мне совал. Больше всего поразило синенькое удостоверение с надписью "Комиссия по правам человека". Из быстрого убедительного монолога бывшего мужа стало ясно: мне предстоит роль инспектора этой комиссии.

– Ты, кажется, – буркнул Соколов, – в помощницы чокнутого депутата набивалась, а я тебя проверяющим лицом президента назначил!

– И что, начальник тюрьмы как только увидит меня, тут же захочет мне помощь оказать? – недоверчиво протянула я.

– Смотря насколько испугается, – признался Соколов, – твоих документов достаточно, чтобы беспрепятственно попасть внутрь. Дальше все зависит от твоей настырности.

– Вадим, – я изобразила милейшую улыбку и выставила вперед свою тощую коленку, – а ты не мог бы дать совет, как его убедить?