Принцесса на стажировке - [7]

Как только Лилли это услышала, она обернулась, узнала Бориса, втянула щеки… и просто взяла и пошла в школу, не сказав ни слова.

Но позже, когда я встретила ее перед самым звонком в женском туалете, она успела слегка подкрасить губы блеском, вставить контактные линзы и вынуть из волос часть заколок.

Как только Лилли вышла, я схватила Тину за руку и говорю: «Господи, Тина, что ты с ним сделала?» Шепотом, конечно, и на ухо, чтобы Борис не слышал.

Но Тина клянется, что она тут ни при чем. А еще она просила при Борисе ничего такого не говорить, потому что он еще сам не понял, что стал классным парнем. Тина старается, чтобы он как можно дольше этого не понимал, потому что она боится, что как только он это поймет, то сразу бросит ее ради какой-нибудь стройной девчонки.

Но Борис ничего подобного сроду не сделает, потому что всякий раз, когда он смотрит на Тину, его глаза так и светятся любовью. Это очень заметно, особенно теперь, когда он не носит эти ужасные очки с толстыми стеклами. Вот это да! Кто бы мог подумать, что всего за пару месяцев можно так сильно измениться!

Может, Тина и не зря волнуется. Теперь, когда нет ребят, которые в прошлом году учились в выпускном классе, в школе осталось много совершенно потрясающих девчонок, у которых нет парней. Взять хотя бы Лану Уайнбергер. Я, конечно, не думаю, что Борис когда-нибудь заинтересуется Ланой, но я видела, как она, стоя у питьевого фонтанчика, обратила на него внимание и уже согнула палец, чтобы поманить его, дескать, иди-ка сюда, но потом поняла, кто это, и вместо того, чтобы поманить, сунула палец в рот, как будто при виде Бориса ее потянуло на рвоту.

Так что, похоже, кое-кто за лето совсем не изменился.

Шамика слышала, что между Ланой и Джошем все кончено. Видно, их любовь не пережила испытание расстоянием. Лана проводила лето с семьей в Ист-Хэмптоне_; а Джош – в Саут-хэмптоне. По-видимому, четыре мили, которые разделяют эти два места, для них слишком много, особенно если учесть, что осенью Джош уезжает в Йельский университет, и то, что этим летом на Лонг-Айленде были очень популярны бикини-танга.

Извините меня! Для меня четыре мили – ерунда, ничто. Четыре тысячи миль не хотите? Именно столько отделяет Дженовию от Нью-Йорка, и все-таки мы с Майклом ухитрились видеться этим летом.

Бедная, бедная Лана, мне ее так жаль. Нет, не жаль. У меня есть бойфренд, а у нее нет – такое в моей жизни впервые. Я знаю, принцессе не полагается злорадствовать из-за несчастья другого, но тем не менее хи-хи-хи.

В том, что Джош у нас больше не учится, есть и еще один плюс. В этом году я наконец-то смогу нормально залезать в свой шкафчик, потому что они с Ланой не будут целоваться прямо возле моей дверцы.

Хотя, надо сказать, тот парень, который занял бывший шкафчик Джоша, тоже очень симпатичный. Наверное, он перешел в нашу школу по обмену, потому что я его раньше не видела. На первокурсника он тоже не похож: я видела у него на подбородке щетину. И это в восемь утра. Кроме того, когда он, пытаясь засунуть в шкафчик спортивную сумку, нечаянно пролил на мой ботинок немного кофе с молоком и после этого сказал «извини», я заметила, что он говорит с южным акцентом, как тот парень, с которым Одри Хепберн в фильме «Завтрак у Тиффани» собиралась сбежать, пока не образумилась (или наоборот, пока не спятила, как считает моя бабушка).

Сидеть и слушать объявление за объявлением – это такая скука! Сегодня днем состоится собрание, поэтому седьмой урок у нас будет сокращенный. Ну и что из этого? У мистера Дж. (у Фрэнка, у Фрэнка!) вид такой же усталый, как у меня. Богом клянусь, я люблю Рокки всем сердцем, почти так же сильного, как Толстого Луи, но какие же у этого ребенка легкие! Пока ему кто-нибудь не споет песенку, он ни за что не перестанет плакать, честное слово.

Днем это не страшно: после того как я посмотрела фильм «Перекресток», меня стал волновать вопрос, что я смогу спеть, если мне придется петь под караоке, чтобы во время путешествия автостопом заработать на ночлег в мотеле, поэтому любовь Рокки к песням дает мне возможность потренироваться. Думаю, у меня в арсенале есть «Милкшейк», а еще я работаю над песней Шании Твен «Черт, я чувствую себя женщиной!». Но когда Рокки поднимает крик среди ночи… у-уф. Я его люблю, но, честное слово, даже мне, младенцелизательнице, как меня абсолютно несправедливо называет Лилли, потому что я-то не слизала с Рокки весь мех, как та рыжая панда из «Планеты животных» – со своего малыша, даже мне хочется сунуть голову под подушку и не обращать на этот крик внимания.

Но я не могу, потому что никто другой в нашей мансарде тоже не обращает на него внимания. А все из-за маминой теории, что мы избалуем ребенка, если всякий раз, когда он заплачет, будем брать его на руки и петь ему песенки.

Но у меня другая теория: если ребенок плачет, значит, у него что-то не в порядке. Вдруг, например, его одеяльце обмоталось вокруг шейки и он задыхается? Если никто не подойдет и не посмотрит, в чем дело, он ведь может однажды и умереть!

Так что мне приходиться вставать с кровати, тащиться к нему и петь самую быструю песенку, какую я знаю – «Да, ты можешь». Как только он задремлет, я быстренько ныряю обратно в постель и пытаюсь поскорее заснуть, пока он снова не заплакал.