Экстатические ощущения нарастали, но вместе с тем усиливалось и возбуждение. Джеймсу требовалось взять инициативу на себя, подчинить себе ее тело, чтобы теперь Лиззи требовала пощады, но и испортить эту волнующую игру он не хотел.
Лиззи замерла без движения, а Джеймс... вспоминал номера телефонов, цены на бирже... все, что приходило в голову, чтобы продержаться еще хоть немного. Он даже мысленно напел детскую песенку об алфавите, но дошел только до буквы «Е», сбился. Честно пытался начать сначала.
Наконец, он с облегчением понял, что Лиззи тоже теряет над собой контроль. По мере приближения к кульминации ее дыхание становилось все более частым, в глазах отразилась сладкая мука. Джеймс чуть приподнял бедра, чтобы помочь ей и одновременно напомнить, кто «правит бал». Лиззи приподнялась, практически высвободив его плоть из плена, и с удовольствием увидела разочарование на лице Джеймса. О! Она знала, что ему хочется двигаться быстрее, глубже, резче, но не могла отказать себе в удовольствии подразнить его немного. Ей так нравилось тереться о его губы сосками и слышать его гортанные стоны, видеть отрешенный, поплывший взгляд, чувствовать испарину на коже и ощущать тугие узлы, в которые скрутились его мышцы. Лицо Джеймса отражало смесь наслаждения и боли, и его самоконтроль был на исходе. Лиззи не могла дождаться, когда он сорвется.
— Я должен... — Джеймс буквально не мог говорить. — Мне нужно...
— Что, Джеймс? — прошептала она ему в ухо, покусывая мочку и снова опускаясь на средоточие его желания, до предела вобрав его в себя. Она видела, как задвигались губы Джеймса в попытке что-то произнести, но не услышала ни звука.
— Что ты говоришь, Джеймс?
— Алфавит... Я пою песенку про алфавит.
— Ты спятил? — Лиззи хотела засмеяться, но вместо этого всхлипнула. Взяв в ладони его лицо, она произнесла: — Смотри на меня. Чувствуй меня. Я хочу, чтобы ты излился в меня.
Джеймс прекратил нежно поглаживать ее спину, крепко схватил за бедра и взял инициативу на себя. Его ритмичные толчки стали более глубокими, быстрыми, неистовыми.
Теперь застонала Лиззи, а на лице Джеймса появилась дьявольская улыбка. Его пальцы так крепко держали ее, что это причиняло боль, но она едва замечала это, приближаясь к желанной кульминации. Еще один толчок — и она наступила. Крик, исторгнутый Лиззи, был чем-то средним между рыданием и смехом. И сразу вслед за ней громко закричал Джеймс. Его тело начало содрогаться от сильнейших спазмов, и он, наконец, полностью утратил над собой контроль.
— Ведьма, — пять минут спустя пробормотал Джеймс. Его грудь все еще ходила ходуном от тяжелого дыхания.
Лиззи улыбнулась, растекшись по груди Джеймса, как растопленное масло. Она была чертовски довольна собой.
— Мне действительно нравится быть сверху. Джеймс опасно прищурился, затем ссадил ее с себя, поставил на ноги, поднялся сам и, взяв Лиззи за руку, быстро потащил куда-то. На дрожащих ногах, едва поспевая за ним, Лиззи пересекла гостиную-офис и оказалась в спальне. Джеймс резко остановился, повернулся к ней, схватил за талию и буквально бросил на кровать. И все это с дьявольской ухмылкой на лице.
Желание, казалось совсем недавно полностью удовлетворенное, вспыхнуло в ней с новой силой.
— Что ты делаешь? — Лиззи встала на колени на постели и наблюдала, как Джеймс поспешно избавляется от остатков своей разорванной одежды.
Он повалил ее на спину и прижал своим телом. В широкой насмешливой улыбке сверкнули белоснежные зубы.
— Собираюсь показать, кто здесь на самом деле босс.
Позже, глубокой ночью, Лиззи сидела у компьютера, читала информацию о древнегреческих ритуалах, сопровождавших «разнузданные празднества» Дионисия, и хихикала. Конечно, она их стилизует, лишь намекнет на них, поскольку воспроизвести эти ритуалы в приличном обществе никак невозможно. Но даже с подобными намеками вечеринка обещает быть весьма пикантной. Поисковая система выдала большой объем информации и картинок, среди которых были сцены декадентских утех, запечатленные великими художниками. Картины впечатляли, но вряд ли Лувр или Британская национальная галерея предоставит их для проведения вечеринки.
Тут она вспомнила о Камилле, подруге, с которой они вместе учились в университете в Париже. Ее родители жили буквально в музее, так огромна и богата была их личная коллекция произведений искусства. Одни гобелены матери Камиллы чего стоили!
Зайдя в гостиную, Лиззи увидела, что Джеймс заснул, сидя на диване и положив ноги на журнальный столик. Она уже поняла, что если Джеймс спит, то он действительно спит. С той же основательностью и от всей души, как и все, что он делает в жизни. Будучи уверенной, что он не услышит, она сняла трубку телефона.
— Я несколько в затруднительном положении, — призналась Лиззи после того, как иссяк поток радостных восклицаний и встречных вопросов. Быстро рассказав об идее вечеринки, она спросила подругу: — Не могла бы ты попросить для меня у мамы ее гобелены для этой вечеринки? — Лиззи конкретно перечислила, что ей нужно.
— Это старье? Для вечеринки?
Они, конечно, были старые, но вовсе не старье,