Принцесса на бобах - [5]
«Нет, не завидую». Нина вошла в пустое утреннее метро, двинулась к кассам, снова качнувшись от усталости, подвернув на лестнице ногу… Каблук вот-вот отвалится, бедные туфли, туфли-старожилы, шестой год ношу — не снимаю… Нет. Я вам не завидую. Что может быть глупее? У вас своя жизнь, у меня своя. Наши жизни не пересекаются. Никогда не пересекутся. И слава Богу.
Дима открыл глаза. Проснулся. Он лежал в своей спальне. В спальне, которую ненавидел. Он никак не мог к ней привыкнуть, примириться с этими дурацкими шелковыми обоями в цветочек. Ладно бы только цветочки! Там еще купидоны порхали по тисненому шелку — мордастые, раскормленные, с блудливыми порочными харями… Тьфу!
Дима отвел взгляд от стены. Он не мог привыкнуть к этой мебели, безвкусно-кокетливой, к этим рюшкам и пуфам. Белый ковер, белые напольные вазы… Стиль дамского будуара.
Спальню обставляла Лара. Лары здесь больше нет. Будуар остался. Надо все менять к черту, к дьяволу. Свистнуть этого швейцарца, спеца по холостяцким берлогам. Заламывает бешеные «бабки», зато — какая работа! Жесткий мужской стиль, ничего лишнего, холодноватые спартанские тона, умеренный аскетизм, никаких вот этих купидонов разожравшихся.
Дима поморщился. Голова трещала нещадно. Перепил вчера. Черт попутал… Он привстал на своем гигантском ложе, растер виски…
Это что такое?! Это кто?! Это чья пятка?! Дима осторожно приподнял краешек одеяла. Спутаная гривка цвета спелого баклажана. Смуглое плечико, узкая спинка… Юная дева, абсолютно Диме незнакомая, почивала на его полатях, зарывшись личиком в смятую подушку.
— Эй! — окликнул ее Дима ошарашенно. Осторожно дотронулся до ее плеча. — Эй!
Дева, не желая просыпаться, повернулась к нему лицом, пробормотала что-то бессвязно, сонно, не открывая глаз. Не такая уж и юная, между прочим… Личико — супер, но… Сей розан подвял, еще не успев раскрыться.
Незнакомка, так и не проснувшись, потянула было к Диме правую длань с экзотической наколкой на предплечье. Дима шарахнулся в сторону, прикрыв спящую красавицу одеялом, сполз с постели.
Запахивая на ходу халат — шикарный халат, атласный, китайский, расшитый драконами и пагодами, он сразу пять таких купил прошлой осенью в Антверпене, — он завязал его потуже и вышел в коридор.
Коридор был безбрежен. Дима миновал его, мучительно соображая: кто такая?! Где он ее склеил? И как он мог вообще… Он, с его брезгливостью патологической, тысячу раз осмеянной всеми, кому не лень… Как он мог лечь с валютной шлюхой? Как он мог так надраться, чтобы не помнить сейчас ничего?! В студенчестве это называлось «форточкой». «Вылететь в форточку». Нахлебаться какой-нибудь бурды дешевой, какого-нибудь «розового крепкого», набраться до беспамятства и — привет. Провал…
Дима вошел в свою роскошную кухню, плавно перетекающую в гигантскую лоджию, где за витражными стеклами зеленел Димин сад (диковинные деревца, Димина гордость, он их сам ежеутренне опрыскивал живительной влагой из водного пистолета).
В кухне за столом сидел моложавый брюнет лет сорока, орал в трубку мобильного телефона:
— Скинь им три процента! Не жмись! Они же оптом берут!.. Финны целую партию покупают, — подмигнул он Диме, закрыв трубку рукой. — Димка, пляши! В Европу вползаем.
— Какая это Европа, Бог ты мой! — скривился Дима, открывая банку пива. — Задворки! Где Лера? Где завтрак?
— Я ее рассчитал. — Брюнет, уже закончивший телефонный разговор, включил тостер, деловито и споро готовя хозяину завтрак. — Сегодня я за кухарку. Завтра новую найму. Эта, мой дорогой, воровала безбожно.
— Ну и хрен с ней. — Дима надкусил тост. — И пускай бы воровала. А борщи с пампушками? Она их готовила виртуозно! Пусть бы себе воровала, я ей за эти борщи все прощаю. Верни!
— Какой тебе борщ? — огрызнулся брюнет. — Борщ ему с пампушками… Ты посмотри на себя! Разожрался — поперек себя шире. Водку трескаешь не просыхая! Дима, мне это ос-то-чер-тело! Дела идут — хуже некуда. Знаешь, чем это кончится? Все пойдет с молотка, помяни мое слово.
Дима молчал, хрустел тостом, уныло глядя на компаньона. Башка раскалывалась, похмельная мутная тоска подступала к горлу.
— Что с тобой творится, понять не могу, — продолжал брюнет, молотя ладонью по мраморной столешнице. — Пьянки, дебоши в кабаках… Ты хоть помнишь, что ты вчера учудил? Владик полночи по городу мотался, венгерку тебе искал.
— Венгерку? — переспросил Дима ошарашенно.
— Здрасте! А кто у тебя в спаленке кемарит? Ты орал: «Владик, найди мне венгерку! У этой суки…» У Лары, то есть, твоей… «У нее Иштван, а я хочу Жужу! Как минимум!» Владик, бедный, рыскал по всей Москве, искал тебе мадьярку.
— «Вышла, мадьярка, на берег Дуна-ая…» — затянул Дима фальшиво. Ему было стыдно. Тошно. — Лев, — вздохнул он, растирая пятерней лицо, — ты подумай… До чего я докатился, а?
— Вот именно, — сухо согласился Лева. — В четырнадцать ноль-ноль у нас финны. Ты понял? Душ. Массаж. Массажистка ждет уже… Час на сборы!
— Останови! — приказал Дима шоферу.
— Начина-ается, — проворчал Лева, заерзав на заднем сиденье.
Машина притормозила у цветочного магазинчика.
— Иди, купи корзину красных. — Дима протянул охраннику деньги. — Ну, ты знаешь… Таких, с синеватым отливом.
У Роуз Царелли большие планы на второй курс – все будет по-другому. В этом году она собирается стать талантливой певицей с убийственным голосом, невероятной девушкой с модным лучшим другом, и она не собирается позволять Джейми Форта обвести себя вокруг пальца. ...а ещё она собирается быть сестрой, пропускающей звонки, дочерью, которая может думать только о собственной боли, «хорошей девочкой», снова попавшей в эпицентр скандала (потому что никакое благодеяние не остается безнаказанным), и, возможно, худшей из всех..
Алессандра Синклер знает, что Хадсон Чейз - последний мужчина, которого ей стоит желать. Парень из бедных кварталов города вырос в мужчину, который сделает все, чтобы добиться успеха, даже если это разобьет сердце Алли. Но всякий раз, когда они оказываются рядом, притяжение становится очевидным. И теперь, когда они работают вместе, держаться подальше от Хадсона просто невозможно, как и держать чувства в узде... Хадсон однажды уже потерял Алли и отказывается терять ее вновь. Он решительно настроен использовать их деловое партнерство, чтобы вновь разжечь между ними искру, которая все еще тлеет.
Любовь — это не только розовая сахарная глазурь или драматическое расставание. Любовь — это принятие решений, даже если оно дорогого стоит; любовь — это момент, который не виден с первого взгляда, потому что он таится и начинается в темных переулках холодной ночи; любовь — это возможность даже с закрытыми глазами видеть мир во всех его красках. Любовь тебя изменит. Любовь не всегда одинакова. Она удивительна и благодарна, прекрасна и меланхолична одновременно. Жизнь втройне. Любовь втройне. *** Редактор: Настя Васильева Вычитка: Катерина Матвиенко, Екатерина Прокопьева Обложка: Изабелла Мацевич. .
Человек всегда имеет выбор, даже если смирился с обыденностью жизни и не хочет ничего менять. Роман, всю жизнь вкалывал на свою фирму, не оглядываясь на проведенные в одиночестве годы. Да и зачем ему одна единственная женщина на всю жизнь, если можно иметь любую? Он так думал и продолжал жить, пока из миллиона любых не встретил одну единственную. Только та единственная не доверяет ему, ненавидит всех мужчин и просто боится жить, ведь в отличие от других ей не дали выбора... Книга является авторским черновиком.
Адам Эддингтон - молод, богат, успешен и невероятно красив. Девушки готовы пойти на все, чтобы оказаться рядом с ним. Однако любые отношения для Адама это всего лишь игра, которая рано или поздно заканчивается. Только он знает правила, только он может управлять происходящим. Но может ли это сыграть против него самого? Сможет ли новая "жертва" его игры перевернуть его жизнь с ног на голову? .
В руководстве транснациональной компании «Харт Энтерпрайзиз» разразился шумный скандал: восьмидесятилетняя Эмма Харт в обход собственных сыновей передает бразды правления своей «империей» любимой внучке Поле.Никто не понимает, что происходит, кроме Полы и самой Эммы: она знает, что внучка унаследовала от нее деловую хватку, знание законов бизнеса, умение держать в узде соратников и бороться с конкурентами.Поле предстоит встретить свою самую большую любовь и испытать боль от самой большой утраты, прежде чем ей удастся удержать мечту Эммы: сохранить и преумножить богатство семьи.
«Людмила не могла говорить, ей все еще было больно, но она заставила себя улыбнуться, зная по опыту, что это один из способов притвориться счастливой. Он подошел к ней и обнял, грубо распустил ее волосы, каскадом заструившиеся по плечам и обнаженной груди. Когда он склонился к ней и принялся ласкать ее, она закрыла глаза, стараясь унять дрожь, дрожь гнева и возбуждения… Он ничего не мог поделать с собой и яростно поцеловал ее. И чем больше она теряла контроль над собой, тем больше его желание превращалось в смесь вожделения и гнева.
Две – до поры до времени – любящие сестры мечтают о славе голливудской звезды. Успеха добивается лишь одна. Ей же отдает предпочтение и мужчина, в которого влюблены обе девушки. Старшая, ослепленная завистью, предает свою более удачливую сестру. Безрассудная подлость приводит к скандалу и трагедии. Младшая сестра погибает, а старшей приходится навсегда покинуть «фабрику грез»…Идут годы, старшая сестра находит свое призвание в сфере, далекой от кино. Спустя много лет жизнь сводит ее с двумя племянницами – дочерьми покойной сестры.
Героиня этого романа богатая, но некрасивая молодая женщина, кажется, обречена брести по обочине жизни, завидуя счастью своих сверстниц, к которым природа оказалась более благосклонной. Однако она находит в себе силы бросить вызов судьбе и побеждает. Ненависть мужа, интриги недоброжелателей, подстроенная автокатастрофа, пластическая операция, наконец, – все это остается в прошлом, как кошмарный сон. Рождается Новая Женщина, к которой приходят уверенность в себе, вкус к жизни, успех и любовь…