Принцесса Иляна - [14]

— Возьми, моя девочка, — сказала тётя, отдавая перчатки. — Когда-то я сама их носила, а теперь руки у меня уже не такие маленькие, как были, когда я только-только вышла замуж. Думала, подарю перчатки своей дочери, но у меня нет дочерей, поэтому отдаю тебе.

— Благодарю, тётушка, — скромно ответила Илона, а Эржебет всё продолжала говорить:

— То ли ещё будет. Подожди немного, моя девочка. Вот вернётся к нам мой Матьяш и станет королём. И тогда у нас появится много денег. Это ничего, что сейчас мы стеснены в средствах и еле-еле наскребли, чтобы заплатить выкуп за Матьяша. Шестьдесят тысяч — немаленькая сумма, но её стоило отдать, а когда мой Матьяш станет королём, у нас будет больше, гораздо больше, и мы сошьём тебе много красивых платьев. Ты ведь хочешь, чтобы у тебя были наряды?

— Тётушка, мне хорошо и так, — ответила Илона, но тётя Эржебет возразила:

— Ты просто не знаешь, что такое иметь много платьев, моя милая. Ты уж прости меня, но я знаю, как ты жила. Твой отец не имеет больших доходов, и он не достаточно ловок, чтобы восполнить это за счёт военной добычи. Не смотри на меня так. Твой отец — мой младший брат, и потому я имею право говорить о нём то, что думаю. Он не достаточно ловкий человек, но это обернулось ему на пользу, ведь он не успел выдать тебя замуж. Поэтому ты сможешь помочь моему Матьяшу и получишь то, чего достойна — богатую свадьбу с очень знатным женихом. У тебя будет много платьев, и ты увидишь, как это хорошо.

Илона хотела ответить, что предпочла бы вернуться домой и выйти замуж за прежнего жениха, а не за нового, но она знала — так говорить нельзя. Липтовские Понграцы уже дали свою часть денег для выкупа за Матьяша, сделка состоялась, и теперь семье Силадьи следовало исполнить свою часть обязательств.

Каждое слово тёти лишь подтверждало неизбежность предстоящего брака. Например, в одно из воскресений, когда Илона вместе с матерью и тётей, как обычно, пошла на мессу в собор Божьей Матери на главной площади Верхнего города, тётя улыбнулась и спросила:

— А ты знаешь, моя милая, что в этой церкви состоится твоё бракосочетание?

Ах, совсем не так представляла себе Илона ту церковь, в которую войдёт невестой, а выйдет — замужней. Думалось, что это будет небольшая церковь в городке в Эрдели, а не огромный собор, чьи крестовые стрельчатые своды поднимались невообразимо высоко и почти скрывались в полумраке, который царил наверху.

Лишь во время ночной рождественской службы вся церковь осветилась множеством свечей, и Илона, стоя вместе со всеми в толпе молящихся, немного повеселела.

После Рождества племянница уже почти смирилась со своей судьбой, так внезапно изменившейся, и теперь охотнее прислушивалась к словам тёти, рассуждавшей о политических делах.

В конце января Илона вместе с ней и с матерью стояла на городской стене, наблюдая, как внизу, на льду замёрзшего Дуная собирается толпа людей. И вдруг вся эта толпа хором закричала:

— Матьяша на трон! Матьяша! Да здравствует король Матьяш!

Это были те самые пятнадцать тысяч воинов, минувшей весной собранные в землях Силадьи и Гуньяди. Когда стало ясно, что воевать не с кем, Михай Силадьи отпустил этих людей по домам, но когда из Праги пришла весть, что венгерский трон нежданно освободился, эти люди получили приказ снова явиться к стенам Буды, и теперь стало ясно, зачем.

— Матьяша в короли! — кричало войско, стоя на льду Дуная, а на крепостной стене уже собралось множество жителей Буды.

Некоторые из зрителей начали вторить войску:

— Правильно! Матьяша на трон! Матьяша! — а войско будто отвечало им:

— Матьяша!

Толпа на стене ещё больше взбудоражилась, зашумела, послышался весёлый одобрительный смех.

— Матьяша! — кричала люди на городской стене.

— Матьяша! — отвечали воины на льду реки.

Раскатистые крики вояк, стоявших посреди замёрзшего Дуная, легко долетали до Верхнего города и в том числе до окон королевского дворца, где как раз заседало Государственное собрание, состоявшее из баронов и более крупных землевладельцев. Они должны были выбрать себе нового короля, а толпа под окнами дворца прямо подсказывала, кого надо выбрать.

— Теперь уже скоро, — сказала тётя Эржебет, задумчиво улыбаясь. — Теперь скоро, — повторила она и направилась в свой дом ждать новостей об исходе заседания, а родственниц пригласила следовать за ней.

Ждать известий пришлось до самого вечера, и чем дольше длилось ожидание, тем больше волновалась тётя, а ведь сама не раз говорила, что всё уже и так решено. Её беспокойство почти не проявлялось. Просто она, сидя в резном кресле возле изразцовой печи, час от часу становилась всё более молчаливой, а когда за окнами уже начало темнеть, и челядь принесла в комнату зажжённые свечи, Эржебет проворчала:

— Да что ж они так тянут! Дело же ясное!

Наконец, в нижнем этаже дома послышался какой-то шум и оживлённые голоса. Это явился дядя Михай со своими слугами, которого сопровождал отец Илоны.

Эржебет поднялась с кресла навстречу братьям, которые так спешили сообщить об итоге заседания, что даже не стряхнули снег с сапог.

— Итак, — выжидательно произнесла тётя, хотя по лицам вошедших уже видела, что всё закончилось хорошо.