Принцесса Анита и ее возлюбленный - [6]

— Слышь, землячок? Нельзя нам с корешом по-скорому выпить, закусить?

На что черноусый, оглянувшись на стол, где пировал Мусавай, и получив поощрительный кивок, любезно ответил:

— Поужинаете в лучшем виде, господа. Шашлычок отменный, курочка-гриль, водочка шведская. Красное вино из Массандры. Что будет угодно?

Никита заказал шашлык, закуски и пару бутылок «Хванчкары», с которой у него были связаны особые воспоминания о первой, давней поездке в Крым.

Товарищем Никиты был Мика Валенок, и роднее у него не было человека. Мика был слеплен из того же теста, что и он, тоже сирота и тоже суворовец. У них была одна кровь и одна судьба. Доходило до смешного. Их даже покалечило на войне почти в один день и одинаково — фугасным осколком, но Мике, в отличие от Никиты, разворотило не бок, а правую ногу. Были, конечно, и другие маленькие отличия. Мика был прирожденный разведчик, коварный и пронырливый, как змея, и редкостный по удачливости снайпер. И еще: они были ровесники, но Мика всегда признавал в Никите как бы все-таки старшего брата, на что у него были свои причины. Когда днем Никита позвонил и обсказал, что им предстоит, Мика обрадовался. Первое, что он сразу усек, — это что им придется линять из Москвы, а он давно к этому стремился. В Москве недужил целый год, никак не мог прижиться. Здесь все было не по нему — в огромном мегаполисе он чувствовал себя загнанным в ловушку. Художник и поэт, он подбивал Никиту уехать, сбежать на окраину бывшей державы, построить дом на природе и зажить нормальной человеческой жизнью посреди полей и рек. Завести жен, нарожать детишек и устроить маленькую коммуну, о которой мечтали мальчишками, нашептывали о ней сказки друг другу по ночам. В этой коммуне над ними не будет никто главный, они будут сами по себе — охота, рыбалка, обитель чистых нег. Но Никита с годами забыл детскую мечту. Он хотел стать сначала бизнесменом, потом миллионером и даже не объяснял Мике, зачем ему это нужно. Но Мика Валенок и сам понимал. Увы, хотя у них течет в жилах одна кровь, но устроены они немного по-разному. Никита был общественным человеком и Микину тягу к одинокой вольной волюшке воспринимал как нечто выморочное, болезненное, связанное, возможно, с плохим питанием во младенчестве.

Еще не успел официант вернуться, а обстановка для них уже прояснилась. В зале человек пятнадцать мужиков и столько же молодых распутных девиц, включая официантов, бармена и обслугу, которая осталась в холле. Таких чтобы уж чересчур опасных не было, если не считать громилу пудов на десять, скромно сидевшего с кружкой пива за столиком неподалеку от Мусавая. Были ли среди этих людей оружные, сказать трудно, но вряд ли. Зачем здесь, где собрался, можно сказать, семейный круг, иметь при себе пушки? Это даже, наверное, неприлично. С другой стороны, всякие железные игрушки типа ножей, кастетов и тому подобного есть, пожалуй, у каждого. Такая публика и такое место. Таких мест в Москве, слава демократии, теперь много. Москва вписалась в ряд самых цивилизованных столиц мира, а во многих отношениях их опережала, выделялась в прогрессивную сторону. К примеру, дороговизной жизни. Или количеством сифилитиков и наркоманов.

— Ну что, Ника, не передумал? — спросил Валенок просто так, без заднего умысла. Уж он-то лучше других знал, когда Никита мог передумать, а когда нет.

— Давай перекусим, — сказал Никита, — да и начнем помолясь. Жрать-то охота.

Черноусый официант подал закуски и принес на железном противне несколько ароматных, истекающих соком шампуров. А также поставил на стол две бутылки вина. Бутылки были хорошие, тяжелые.

— И вот что я думаю, — мечтательно произнес Валенок, запивая баранину добрым глотком вина. — Обосноваться лучше всего на Урале. Помнишь «Малахитовую шкатулку»?

— Помню.

— Там сейчас полно пустых деревень. Народишко повымер, большую усадьбу можно взять за копейки. Представляешь, озеро, в нем судак бродит, окунищи пудовые, а мы сидим на бережку с удочками и обсуждаем былое. Коломейца возьмем с собой, я с ним созванивался.

— Когда? — удивился Никита.

— Пока ты бизнесом занимался, я готовился, дружище. Я ведь знал, вся эта московская бодяга рано или поздно кончится… А баньки там двухярусные… Своя баня, Ника! Ты прочувствуй!

Валенок озабоченно шарил по карманам.

— Чего потерял?

— Ничего… Карту хотел взять. У меня хорошая карта есть районного масштаба. Видно, забыл.

Никита пару раз встретился глазами с Мусаваем, и тот догадался, что чужаки забрели неспроста. Конечно, не встревожился, хотя задумался. Это хорошо. Пусть подумает, пока есть время.

Когда добрали шашлычок, Никита сказал:

— Громилу у стойки надо первым вырубать.

— Безусловно, — согласился Валенок.

— Дальше по кругу. На Мусика мне понадобится пара минут для разговора.

— Но не больше, — нахмурился Валенок. — Ты же помнишь, у меня в правой ноге силы-то нету.

— Не ной, — оборвал Никита. — Всей работы на одно дыхание.

Он кликнул официанта в тот момент, когда на подиуме развернулся убойный номер: сразу четыре пары под старинный шлягер Маши Распутиной «Увезите меня в Гималаи», сотрясаясь в конвульсиях, имитировали свальный групповой секс. Самые впечатлительные из присутствующих повыскакивали из-за столов и потянулись к подиуму, чтобы убедиться, нет ли в происходящем обмана, натуральное ли это искусство.