В какой-то момент они остались за столом вдвоем с Жекой Коломейцем, и Анита насторожилась. Она с самого начала ощущала ледяные токи, исходившие от этого суховатого, подтянутого, симпатичного молодого мужчины, выглядевшего старше своих лет. Никита, извинившись, куда-то ушел в обнимку с квадратным одноруким коротышкой, и ей вдруг стало так одиноко, словно ее бросили в глухом лесу на растерзание волкам.
— Женя… Я вас чем-то обидела? Скажите прямо, прошу вас.
Жека перевел на нее смутный взгляд, мыслями был где-то далеко, постукивал пальцами по столу в такт шлягеру.
— Не понял?
— Смотрите на меня как на змею подколодную. Вы чего-то опасаетесь?
Жизнь научила Жеку не откровенничать с юными красотками, но внезапно, по какому-то наитию, он нарушил это правило:
— Никита мне очень дорог, но я никогда не видел его таким. Похоже, влюбился в тебя.
— Что же тут страшного? По-вашему, в меня нельзя влюбиться?
— Ты ему не подходишь. Он простой солдат, а ты дворянка. Вы с разных планет. Вместе вряд ли сойдетесь, а сердце ему разобьешь. Оставь его в покое.
Краска хлынула к ее щекам, она вскинула подбородок:
— Может, не стоит решать за нас? Или у вас есть такое право?
Жека устало отмахнулся, поднес рюмку к губам, но не выпил.
— Ничего я ни за кого не решаю. Плохо ты знаешь Никиту. Он чего сам захочет, так и будет.
— Тогда в чем же дело?
— Анита, ты сама затеяла этот разговор. Хорошо, давай поговорим. У тебя есть жених, верно?
— Допустим.
— Ничего не могу сказать про него плохого, крупная фигура, миллионер, но когда он узнает… Ты с Никиты пенки снимешь и отвалишь за кордон. А отдуваться нам. Мы против Желудя с его капиталами не потянем, кишка тонка. Он нас в порошок сотрет.
— Вот оно что. — Анита презрительно усмехнулась. — Спасибо за правду, Женя… Успокойся, ничего с вами и с Никитой не случится, не тронет вас Станислав Ильич. Никита проводит меня домой, а послезавтра я уеду. Доволен?
Жека осушил рюмку, утер нос и закурил:
— Уезжай. Так будет лучше для всех. Только Никите не говори ничего про наш разговор. Как бы он в горячке дров не наломал.
— Ты и Никиту боишься?
— Я всех боюсь, — стыдливо признался Жека. — Вплоть до собственной жены. Береженого бог бережет.
Анита не успела ничего сказать: вернулся Никита, опустился на свое место, взял ее за руку, и она сразу успокоилась. Опять почувствовала себя маленькой — и черный ком в груди рассосался. На Жеку старалась не смотреть. Зато Никита не сводил с них обоих подозрительных глаз.
— Поцапались, что ли, молодежь? Чего не поделили?
— Тебе показалось, — ухмыльнулся Жека. — Наоборот, подружились. Верно, Анита?
— Вам виднее, — ответила принцесса.
Вернулся и Мика, да не один, с девушкой, у которой на обнаженном плече синела впечатляющая татуировка: удав с раздутым зевом пожирал кролика.
— Зина из Саратова, — представил ее Валенок заупокойным голосом. — По путевке отдыхает. Что характерно, у них там землю губернатор раздает почти задаром. Конечно, предпочтение отдают американосам, но в принципе любой может купить. Хоть лесок, хоть Волги кусок. — Валенок тяжело вздохнул, как перед смертью. — Так-то вот, парни. А мы тут груши околачиваем.
— Привет, мальчики! — Зина пошатнулась, присев на подставленное Валенком креслице. — Кто-нибудь поухаживает за дамой? Ой, пить хочется, не могу!
Поухаживал Жека, галантно уточнил:
— Соку? Вина?
— Дама хочет водки, — высокомерно прогудела Зина, и все сразу поняли: достойное пополнение.
Никита поинтересовался:
— Наколочку где мастерила? Не у Петровича?
Зина обожгла его огненным взглядом, уже взяв в руки бокал:
— Шутите, молодой человек? Какой Петрович? Специально делала крюк в Москву. Сильная вещь, да? Из воды не вылезаю, а ей хоть бы что!
— Так это не наколка?
— Отстал ты от моды, Никитушка, — пожурила Анита.
— А у тебя почему нету такой?
— Не доросла еще.
— Кролик — это я, — сообщил Валенок уже совсем как будто из могилы.
Зина, расплескав водку, с воплем повисла у него на шее, и некоторое время глаза Мики трагически поблескивали откуда-то у нее из подмышки.
— Поучительное зрелище, — не преминул заметить Никита. — Гибель героя.
— Пожалуйста, — попросила Анита. — Все танцуют, а мы нет.
Пошли танцевать под Розенбаума, под его «Черный тюльпан». Прижались друг к другу словно в забытьи. Анита прошептала:
— У тебя хорошие друзья, но меня не приняли.
— Жизнь их потрепала. Сразу не могут. Им нужно время, чтобы привыкнуть к новому члену семьи.
— А тебе не нужно?
— Может, и нужно. Но у меня его нет… Что тебе Жека сказал?
— Ничего.
— Давай договоримся никогда не врать.
— Я не вру, правда ничего.
Он обнимал ее так крепко, что стало трудно дышать. «Папочка, — взмолилась Анита, — прости меня, родной, но я не могу остановиться. И мне ничуть не стыдно».
Сколько танцевали, неизвестно, потом время сделало резкий скачок, и когда Анита взглянула на свои золотые часики, ужаснулась, увидев, что уже заполночь. За столом, кроме них с Никитой, сидели Мика Валенок, саратовская Зина и Равиль Хабибулин с заветной бутылкой, обернутой полотенцем. Еще одно маленькое чудо этого вечера: бутылка бездонная.
— Ой, Никитушка, прости, но пора домой. Софи, бедняжка, с ума сходит.
