- Молчишь? Я тебе скажу. И это все, кроме тебя, знают, только вслух не говорят. Любовь к великому поэту и вообще любая любовь - занятие обязывающее. Да еще как! Ты вот, например.- Он отогнул мизинец в сторону Петеньки.- Тебе нравится, когда тебя к чему-то обязывают?
- Мне? Н-нет...
- Вот и мне - н-нет... И всем остальным тоже - н-нет! Чтобы по-настоящему любить Пушкина или Лермонтова, надо быть самому хоть в чем-то - и в чем-то серьезном! - таким, как они. Раб никого не любит. На то он и раб. Сколько людей сбежалось, когда Пушкин помирал,- это ты всюду прочитаешь. Много, да? А сколько из-за Пушкина в ссылку пошло? Один гусар... Так вот он и имел право говорить, что любит Пушкина. А любить того, за кого тебе пятерку в школе поставят, или книжку твою издадут, или степень тебе присвоят - на это много ума не надо... Я ж тебе говорил - у нас не любят, у нас назначают. В каждой стране по-своему. У англичан, к примеру, Байрон был - что твой Наполеон, знаменитее его мир не знал. И что? Вышел из моды, приличий не соблюдаешь никакой ты нам больше не лорд, и до свидания! Там назначений нет... И вот поэтому мы сделаем и с Пушкиным, и с Лермонтовым всё, что захотим, и никто не посмеет нам мешать. Мы ж не снимаем с должности! Мы осовремениваем.
Он вдруг резко подался вперед, так что Петенька отшатнулся вместе со своим стулом.
- Ну а хочешь, Петр Иваныч, я тебе скажу еще кой-чего? И вот это в любой газете печатай, нарасхват пойдет. У нас за всю историю России по-настоящему любили только одного человека. До тягучей слюны! До дрожи в коленках! Сильней родителей! Крепче милой! Жарче деток... А то и себя. Дураки и умники, несудимые и социально близкие, те, кто еще не сел, и те, кто уже сознался! Что, спорить будешь?
Петенька молчал.
- И не зря...- сказал Глызин, переводя дух.- Он заработал. Нет, не талантами какими-то. Он даже посмел быть нерусским, говорить с акцентом! У него за душой было только одно, но зато самое нужное, самое заветное... Он ОБЕЩАЛ. Всем и всё. Заместил Бога небесного, который далек и невидим. Сам на крест не пошел - послал всех, кроме себя! Зато снял со всех ответственность за светлое будущее и страшное настоящее. Никто, никогда столько не ОБЕЩАЛ, сколько он ОБЕЩАЛ! Ни у кого результат так не отличался от обещанного! Но ведь им было нужно не обещанное, а чтобы им ОБЕЩАЛИ и чтоб самим ни за что не отвечать. Они ему простили кровь своих детей, а это тебе не пушкинские чернила. Они и сейчас такие же, только жаднее. И мы сделаем с ними всё, что захотим.
Петенька молчал.
- Ну, чего молчишь? Давай, защищай своего Пушкина! Только как ты будешь это делать, если Пушкин НЕ ОБЕЩАЛ, а тот ОБЕЩАЛ? Поэты не обещают - им не до этого... Они там себе думают, шутят, плачут, живут, чтоб, значит, мыслить и страдать... И ты решил, что кому-то захочется составить им компанию? - Глызин откинулся на спинку стула и взмахнул рукой.- Да если бы ко мне с неба спустился ангел - прямо сейчас! - и сказал: "Хочешь, Алеха, я тебя за всё вознагражу? За все твои унижения? Тебя будут любить, как Пушкина, нет - как молодые любят Лермонтова и даже еще больше?" А я бы ему на это - шиш... Ты хоть и не ангел небесный, а погляди... Больше-то некому показать! Я б ответил: "Раньше надо было приходить! А сейчас я без такой любви обойдусь. Мне она пуще всего, что было, унизительна - такая любовь! Ты мне дай их всех вот сюда, в кулак, и чтоб не надо было притворяться,
что я хотел бы всю эту Русь-матушку осчастливить, да вот неполадки с электричеством..."
Я давно ждал, когда же Глызин полетит со стула. Это соответствовало законам физики и хоть как-то разрядило бы атмосферу. Но, казалось, даже мебель нашего общежития признала в немало весящем Глызине своего господина и не думала рассыпаться. Атмосферу отрегулировал сам Петенька, и, каков бы он ни был, с этих минут мое отношение к нему определилось.
- Кстати, об очкариках,- сказал он.- Раз они тоже в плане, и притом далеко не Пушкины, почему не начать с научного языка? Да и манер! Вот, скажем, защита степени... На трибуну выносят большую пальму в кадке, а на пальме сидит соискатель. И хотя он в пиджаке и галстуке, но, прежде чем начать защиту, пускай минут десять... ладно, пять... поищет у себя под мышками и... съест банан. Официальный повод - сближение с братским Востоком. А?
- Язвишь? - погрозил пальцем Глызин.- Язви... пока молодой. Да идеями не сори. Ты вот думаешь, что ты пошутил, а я тебе скажу, что это смелая и оригинальная мысль! Не зря я с тобой вошкаюсь... Просто рано еще. Дай ты нам годиков двадцать, может, даже десять... и мы к этому обратимся. Только никому эту придумку не отдавай!
- Я тебе отдам,- быстро сказал Петенька, глядя на него с суеверным чувством.- Со всеми авторскими правами...
Глызин подумал.
- Нет! - решительно сказал он.- Спасибо, ценю, но у меня хватит порядочности не воспользоваться твоей щедростью. Это твоя идея! Мы иначе поступим. Когда придет черед, я тебе сделаю промоушн и буду твоим придиссессором...
- Приди... с кем?
- Ну, ты село таежное, а?! Английский в школе не учил? "При-ди-ссе-ссор!" Это по-великорусски вроде как "Предтеча"... Почву тебе, дураку, готовить стану... словно у меня своих забот не хватит! Ладно, засиделся я с тобой, да и пиво кончилось. Давай, говори, какой ты вносишь пай и какие берешь участки работы. Ты у нас торговец, много где бываешь, много кого видишь и оценишь наше доверие как надо...
