Принц Теней - [22]

Ему понадобилось какое-то время, чтобы сообразить, что я стою рядом с ним. Как только до него дошло это, он вскочил на ноги, уронив кубок, и заключил меня в объятия.

– Дурак! – закричал он и развернул меня, чтобы заглянуть мне в лицо. – Тибальт все-таки не сумел выпустить тебе кишки, а вот я смогу! Какого черта творится у тебя в голове?! Какого черта ты творишь ради женщины – хуже того, ради Капулетти?!

Я посмотрел мимо него на Ромео, который тоже вскочил на ноги, но выглядел слегка смущенным. На лице его мешались восторг и облегчение, чувство вины и возбуждение.

– У тебя получилось, – произнес он. – Ты дважды побывал в этом дьявольском доме – и выбрался. Ты и правда благословен.

– Удачливость вовсе не равна благословению, – возразил я и оттолкнул Меркуцио, прежде чем тот успел открыть рот и произнести что-нибудь более толковое. – И сейчас я не настроен для развлечений.

Сев в кресло, в котором он только что сидел, я поднял кубок. Мой слуга, как всегда расторопный и сообразительный, тут же его наполнил – но только до половины. Я сердито взглянул на него – и он плеснул еще немного вина.

– Она жива? – взволнованно спросил Ромео.

Мой кузен опустился на стул рядом со мной, он был очень серьезен – совсем как сова, только вид у него был гораздо глупее.

– Розалина… она?…

– Она жива, – коротко бросил я и выпил вино одним большим глотком. – От твоих стихов остался только пепел и дурные воспоминания. Будем считать этот вопрос улаженным. Но клянусь, если впредь я поймаю тебя на том, что ты топчешь цветы под балконом какой-нибудь девушки, которую не выбрала тебе твоя матушка…

– Но ты должен признать, дружище, что она самая чудесная девушка в Вероне, она – солнце среди бледных лун…

Я ударил его.

Это произошло внезапно – меня просто выбросило из кресла горячей волной бешенства. Я и сам-то не понял толком, что собираюсь сделать, – мои кулаки сжались сами собой и двигались тоже самостоятельно. Я ударил бы его и еще раз, но Меркуцио навалился на меня, отпихнул в сторону и силой усадил обратно в кресло. Мой дорогой кузен валялся на полу, кровь тоненькой красной струйкой стекала из уголка его губ, а в темных глазах плескалась ярость.

– Это ты во всем виноват! – заорал я. – Неужели ты настолько глуп, Ромео?! Как можно быть таким дураком? Мне бы стоило…

– Избить меня до полусмерти? – предложил он и встал, вытирая кровь с лица.

От этого зрелища меня бросило в дрожь: я вспомнил разбитые губы Розалины, ее окровавленное лицо, ее взгляд, полный отчаянного страха – страха не за себя, а за меня.

– Любовь может вынести все, дружище. Даже удары самодовольных и уверенных в своей правоте родственников.

– Да она не любит тебя! – взревел я и высвободился из слишком крепких объятий своего друга. – Запомни же, Ромео: если ты еще раз подставишься – я за себя не ручаюсь.

– Спокойнее, мой горячий друг, спокойнее, – произнес Меркуцио и похлопал меня по спине. – Он, конечно, дурак, но зато честный и искренний. Ромео, скажи своему братцу, что ты забудешь об этой девушке, и давайте-ка на этом поставим точку. Моя собственная любовь ждет меня с нетерпением…

Он подмигнул мне лукаво, напомнив чем-то мою сестру Веронику, и я невольно улыбнулся. Дурачась, Меркуцио послал мне воздушный поцелуй, а я как следует пихнул его в ответ.

– Ну что же, – заявил он, – я оставляю вас пылать в огне родственной любви.

Мы пожали друг другу руки, потом он протянул руку Ромео и обнял его.

– Дома безопасно, дружище, – заметил Ромео.

– Безопасно, – ответил он и, одним прыжком метнувшись к подоконнику, склонился в театральном поклоне. – Но я-то уж точно иду не домой.

Он слегка поскользнулся, когда начал свой путь по стене вниз, чем немножко смазал впечатление. Я смотрел, как он спускается, – не так мастерски, как я, но все же весьма неплохо, а потом он исчез, тень среди теней. Наш безумный друг отправился в очередное опасное приключение.

– Его ведь поймают в один прекрасный день. И ты это знаешь, – произнес Ромео, стоявший у меня за спиной.

Ромео имел в виду вовсе не лазанье по стенам. Мы оба знали, что выходки Меркуцио и его нрав были хорошо известны в Вероне. Никто не придавал им особого значения. Ромео говорил о другом: о тех опасных свиданиях, на одно из которых отправился сейчас наш друг.

Мы росли вместе и всегда знали, что Меркуцио – воплощенный огонь и изящество, но, когда из подростков мы стали превращаться в мужчин, в надежду и гордость своих семей, мы с Ромео постепенно начали понимать, что наш друг отличается от нас. Я обнаружил это случайно, застав Меркуцио в обществе приятного молодого человека чуть старше нас. Я уже слышал о таких вещах, конечно, но никогда не видел, и эта картина смутила меня так сильно, что я находился в сильном замешательстве почти неделю, пока Меркуцио сам не пришел ко мне и, держась с большим достоинством и самообладанием, не осведомился, что я собираюсь делать. «Наши жизни в твоих руках, – сказал он мне тогда. – Ты знаешь, что нас ожидает. Я хочу лишь, чтобы ты помнил: что бы ты ни думал обо мне, как бы греховен я ни был – я навсегда останусь твоим другом».

И тогда вдруг все стало на свои места и ответ на мучивший меня вопрос нашелся сам собой. Меркуцио – это Меркуцио, независимо от того, кого он любит и чем занимается. Конечно, это считалось ужасным извращением и смертным грехом, но я к тому времени уже понимал, что многие в этом городе тайно творят вещи и похуже – и при этом без всякой любви в сердце. А Меркуцио… хотя мы с ним не состояли в кровном родстве – он всегда был мне братом по духу.