Принц на белом костыле - [13]

— Неужто четыреста тысяч баксов? — ахнула я.

— Хуже, Афанасия…

Что может быть хуже такой суммы, я не знала, поэтому с неподдельным интересом наблюдала за Клюквой, доставшей из холодильника пакет со сладостями.

— Смотри! — торжественно произнесла она, ткнув в него пальцем.

Я послушно в него заглянула. Среди печенья «Курабье», разномастных конфет и торта «Причуда» лежал обычный пистолет марки «Макаров».

Поковырявшись в пакете и не найдя ничего необычного, я уставилась на сестру в ожидании разъяснений:

— Чего?

— Пистолет! — округлила глаза Клавка.

— А ты хотела пулемет? — уточнила я.

Клавдия рысцой пробежала по кухне, а потом подытожила:

— Ты, Афанасия, безнадежна. Говорю по слогам: пис-то-лет. У Степки. Поняла?

— Конечно, — пожала я плечами. — Пистолет системы «Макаров». У Димки такой же. А ты думала, мы сберкассу брали с милицейским свистком?

Клюквина сконфуженно втянула голову в плечи.

— Между прочим, — добавила я, — у Степки есть еще наручники. Ими он меня к машине пристегивал…

Клавдия поняла, что конкретно лопухнулась, сдавленно хрюкнула и взялась усиленно оттирать плиту, залитую кофе и мыльной пеной.

Вскоре появился Степан. Он был по-прежнему бодр и весел, что бередило мои нехорошие мысли относительно его персоны. Не разуваясь, Степка прошел на кухню. Клавка, главный идейный борец за чистоту, сердито засопела, пытаясь сдержаться, но все-таки не выдержала:

— Ну, ты прям Коннан-Варвар какой-то!

Сначала плиту изгадил, теперь вот ботинками своими всю грязь с улицы в дом приволок… А в следующий раз самосвал с песком пригонишь?!

— Не ругайся, Клавочка! — добродушно отозвался Степан. — Тебе не идет сердиться, ты сразу делаешься похожей на глупую ворону, у которой украли сыр.

Я хихикнула, глядя, как Клавка возмущенно открывает и закрывает рот. Слова при этом не вылетали, а застревали где-то внутри. Пока сестра изображала из себя немую ворону, Степка бросил ключи от машины на стол со словами:

— Постарайтесь сохранить тачку. По возможности, конечно.

Тут уже и я возмутилась:

— Да ты… Да я… Да чтоб ты знал…

— Знаю, знаю: сорок лет за рулем, и ни одной аварии, даже медали от ГИБДД имеются «За безупречное вождение автомобиля» и «Ветерану-автолюбителю». Ладно, теперь о деле.. — .

Так и не дав мне достойно ответить, Степка рассказал, где именно в Люблине произойдет историческая встреча. Я его внимательно слушала, но на всякий случай попросила схематично изобразить все, что было сказано. Выполнив просьбу, Степан бросил «До вечера» и ушел, а я задумалась.

У Степки пропал пистолет. Он наверняка уже знает об этом и даже догадывается, кто его упер. Но ничего, ни словечка не сказал, даже виду не подал, что обнаружил пропажу. Интересно получается! А может, этот пистолет уже побывал в деле и теперь, как пишут в детективах, «горячий»? Может, Степан только рад, что от него избавился. Ох, чует мое сердце, что-то во всей этой истории нечисто! Я потрясла головой, отгоняя тревожные мысли, и только тут заметила, что Клавдия что-то горячо и, как видно, давно, лопочет.

— ..ни стыда ни совести у человека! Его пригрели, помогли, а он? Вместо благодарности всю кухню затоптал.

— Клава, — прервала я поток ее негодований. — А ведь Степка ни слова не сказал, что у него пистолет пропал.

Клюквина осеклась, несколько секунд молчала, а потом не очень уверенно предположила:

— Может, не заметил?

Я с сомнением покачала головой:

— Пистолет — не проездной билет, он значительно тяжелее, его нельзя выронить и не заметить. Когда Степан надевал куртку, он не мог не почувствовать, что тяжести, оттягивающей карман, нет. Однако Степка промолчал. Как думаешь, почему?

— Не знаю, — пожала плечами Клавдия.

— Вот и я не знаю, — вздохнула я. — Дай-ка мне пистолет.

Сестра осторожно, словно это был не пистолет, а живая лягушка, извлекла оружие из пакета и положила его на стол. На кухонном столе пистолет не производил абсолютно никакого устрашающего впечатления и грозным оружием вовсе не казался.

— Может, газовый? — с тайной надеждой предположила Клюква.

— Нет, это боевой. Можешь мне верить, уж в оружии-то я разбираюсь.

Это правда, в оружии я кое-что смыслила.

Димка несколько раз давал мне подержать свой табельный «Макаров». Правда, предварительно нажимал какую-то штучку, которую называл «предохранитель». А потом еще куда-то нажимал, и из рукоятки выскакивала другая штучка.

Ее Брусникин именовал «обойма». А один раз, когда мы ездили на шашлыки за город, после двухчасовых уговоров Димка разрешил даже пострелять. Так что кое-какие навыки обращения с оружием я все-таки имела. В отличие от Клавки. Она в детстве не расставалась с рогаткой, но потом выросла и забросила ее далеко-далеко.

Теперь детская забава Клюквиной бережно хранится у нас на антресолях в качестве воспоминаний о беззаботной поре Клавдии.

Я взяла в руки пистолет и внимательно его осмотрела, но, кроме налипших крошек от печенья, ничего интересненького не обнаружилось.

— Знаешь, Клавочка, — задумчиво сказала я, баюкая пистолет на ладони, — вот в книгах пишут, мол, с этой штуковиной чувствуешь себя хозяином положения… Так вот, что я тебе скажу, дорогая сестричка, — брехня! Пистолет, он ведь может и выстрелить. И не только в воздух.