Принц Лестат - [12]

Белая ночная сорочка обрисовывала очертания высокой крепкой груди и длинных стройных ног молодой женщины. Красавица подчеркивала что-то в книге карандашом.

– Можешь лечь с ней – тогда я потом возьму образцы прямо из нее, – пояснил мне Фарид. – Или, если хочешь, можешь сам взять для меня образец – старым-добрым способом, в одиночку.

Он подкрепил свои слова выразительным жестом правой рукой.

Мне не пришлось долго раздумывать. Когда в результате махинаций Похитителя тел я попал в человеческое тело, мне удалось насладиться обществом двух красоток, но это было в другом обличье, а не в старом моем теле, теле вампира.

– Этой женщине хорошо платят, ее окружили почетом и уважением, она здесь как дома, – сообщил Сет. – Она и сама врач. Ты не удивишь и не испугаешь ее. Она никогда еще не принимала участие в подобном эксперименте, но вполне готова к нему. Кроме того, она получит дополнительное вознаграждение.

Что ж, подумал я, почему бы и нет – коли никакого вреда ей не будет. Такая чистенькая и хорошенькая в типичном аккуратно-американском стиле… и эти яркие глазки, и локоны оттенка спелой пшеницы… Я почти ощущал аромат ее волос. То есть даже не почти, а и в самом деле ощущал – очаровательную свежесть мыла или шампуня и солнца. Она выглядела такой соблазнительной. Неотразимой. Я жаждал высосать у нее всю кровь, до последней капли. Способно ли эротическое желание превозмочь эту жажду?

– Ладно, давайте.

Только вот как ученым мужам удастся заставить мертвое тело снова ожить, произвести семя?

Ответ на этот вопрос был дан серией уколов и постановкой капельницы – таким образом на протяжении всего эксперимента в кровь мне должен был поступать могучий гормональный эликсир, преодолевающий естественное стремление вампирского тела к остановке старения. Его действия должно было хватить, чтобы во мне проснулось желание, сформировалось и было выброшено наружу семя.

Вот умора-то!

Пожалуй, я мог бы написать повесть на пятьсот страниц о ходе этого эксперимента – поскольку и в самом деле испытал биологическое вожделение и набросился на молодую женщину столь же безжалостно и алчно, как сластолюбивый аристократ моего времени на деревенскую молочницу. Однако все было ровно так, как описал мой любимый Луи много лет назад: «бледная тень убийства» – бледная тень того, что ощущаешь, когда пьешь кровь. А затем порыв страсти прошел, канул в безднах памяти, как и не бывало, и даже кульминация, высший момент, забылась бесследно.

Мне стало до странности неловко. Сидя рядом с златокудрой и белокожей смертной, прислонясь спиной к груде ароматных мягких подушек, я ощущал, что теперь бы пора поговорить, спросить мою недавнюю подругу, как и зачем она оказалась тут.

Пока я взвешивал и прикидывал, уместны ли такие вопросы, она вдруг сама мне все рассказала.

Ее звали Фланнери Джилман. Чистым и звонким голоском уроженки Западного побережья она сообщила мне, что изучает «нас» с того самого вечера, как я появился на сцене в роли рок-звезды – и мой великий план изобразить смертного музыканта повлек за собой смерти многих и многих наших собратьев. В тот вечер она собственными глазами видела вампиров, а потому не сомневалась более в их существовании. Она видела бойню на парковке – и даже соскребла потом с асфальта образцы: кусочки обгоревших и сочащихся кровью останков. Она подобрала и унесла в пластиковых пакетах обгоревшие вампирские кости, а также сделала сотни снимков того, чему ей выпало стать свидетельницей. Пять лет она провела, изучая и описывая собранные образцы. Труд ее – добрая тысяча страниц – должен был убедительно доказать наше существование, наголову разбив любое возражение, какое только могли бы выдвинуть ее коллеги-врачи. Она трудилась так упорно и одержимо, что довела себя до нервного срыва.

И чем же все закончилось? Полным крахом.

Хотя Фланнери поддерживала контакт, по меньшей мере, с двумя дюжинами других врачей, утверждавших, что видели вампиров и экспериментировали с их тканями – хотя она исследовала собранные ими образцы, читала и писала отзывы на их работы – все уважаемые медицинские ассоциации мира захлопнули перед ней двери.

Над ней смеялись, потешались, не давали ей денег на исследования, а под конец перестали пускать на съезды и конференции, сделав публичной мишенью острот для всех тех, кто подвергал ее остракизму и советовал «обратиться к психиатру».

– Они уничтожили меня, – спокойно призналась она. – Погубили. И не только меня – нас всех. Выбросили нас за борт вместе с теми, кто верит в древних астронавтов, магическую силу пирамид, эктоплазму и затерянную Атлантиду. Вытеснили в область безумных вебсайтов, слетов оккультистов и альтернативных семинаров, где нам внимали только фанатики, готовые поверить во что угодно, от столоверчения до снежного человека. Штат Калифорния отозвал мою лицензию практикующего врача. Семья от меня отвернулась. Я все равно что умерла.

– Понятно, – с ужасом произнес я.

– Не знаю, способны ли вы это понять. В руках ученых по всей планете скопились груды доказательств вашего существования, но никому до них и дела нет. По крайней мере, сейчас.