Принц-леопард - [12]

Когда он подъехал к ручью, который служил границей двух владений, конь вновь забеспокоился. Место брода было довольно широким. Сайлас вонзил шпоры ему в бока, и тот ринулся вниз. Яркие капли крови падали в воду и смешивались с течением. За ручьем начинались холмы, скрывавшие дом Грэнвилей. По дороге шел человек, неся на коромысле корзины. Услышав топот копыт, он отскочил к обочине и снял шляпу. Сайлас даже не удостоил его взглядом.

С эпохи Тюдоров[5] его семья владеет этими землями. Здесь Грэнвили женились, рождались и умирали. Кто-то из Грэнвилей был, слаб, кто-то увлекался выпивкой и женщинами. Это не имело значения. Значение имела лишь земля. Именно она – основа их богатства и власти – основа власти Сайласа Грэнвиля. И никто – в особенности управляющий из простой семьи – не может поставить эту власть под удар. Пока он жив, этому не бывать. Материальные потери, вызванные отравлением овец, мало волновали его. На кону стояла его честь, его гордость. Никогда не забыть Сайласу наглую непокорность на лице юного Пая почти двадцать лет назад. Ему только что отрубили палец, а этот мальчишка смотрит ему в глаза и нагло ухмыляется. Пай никогда не вел себя так, как подобает крестьянину. И Сайлас «должен наказать наглеца за оскорбление и преподать урок ему подобным.

Лошадь повернула к большим каменным воротам, и Сайлас вновь пустил ее в галоп вверх по склону. Показался дом Грэнвилей. Четырехэтажный особняк из серого гранита, два крыла которого образовывали вокруг внутреннего двора квадрат, нависал над местным пейзажем. Огромный и мрачный, он олицетворял собою власть.

Легким галопом Сайлас подъехал к парадной двери. Губы его брезгливо скривились, когда он увидел на ступеньках у входа фигуру в бордовом камзоле с серебряной отделкой.

– Томас, в этом парике ты выглядишь как извращенец. – Он спрыгнул с лошади и кинул повод конюху. – Ну и сколько же моих денег ты заплатил портному за этот наряд?

Это был его старший сын.

– Здравствуй, отец. – Лицо молодого человека покрылось пунцовыми пятнами. – Это обошлось совсем не дорого.

Томас уставился на вздымающиеся окровавленные бока лошади и облизнул пересохшие губы.

– О господи, ты краснеешь как юбка, – и Сайлас оттолкнул сына в сторону. – Пойдем, поужинаем, крошка.

Томас в нерешительности последовал за отцом, и Сайлас зло ухмыльнулся. У парня нет выбора, ведь, правда? Разве что он за эту ночь успел стать мужчиной. Сайлас прошел в столовую и с садистским удовольствием обнаружил, что стол не накрыт.

– Где, черт возьми, мой ужин?!

Прибежали лакеи, засуетились служанки, дворецкий забормотал извинения. Мгновенно стол накрыли, и оба Грэнвиля сели ужинать.

– Попробуй, – Сайлас показал вилкой на превосходный кусок мяса, лежащий в кровавой лужице на тарелке Томаса. – Может, хоть от этого у тебя волосы на груди вырастут. Или где-нибудь еще.

Томас рискнул выдавить из себя некое подобие улыбки в ответ на этот укол и нервно дернул плечом.

О господи! Как он мог подумать, что мать Томаса способна дать хорошее потомство? Его отпрыск, плоть от плоти – в чем он не сомневался, потому что у жены никогда не хватило бы смелости наставить ему рога – сидел напротив него и ковырял вилкой мясо. Единственное, что унаследовал он от отца, это рост и карие глаза.

А слишком длинный нос, тонкие губы и вечное нытье – все это от матери. Сайлас фыркнул с отвращением.

– Вам удалось поговорить с леди Джорджиной? – произнес Томас, откусил кусочек мяса и стал жевать с таким видом, будто во рту у него навоз.

– Да, я поговорил с этой стервой. Застал ее в библиотеке. И там был Гарри Пай, этот зеленоглазый черт, – ответил Сайлас и потянулся за булочкой.

Томас перестал жевать.

– Гарри Пай? Тот самый Гарри Пай, что жил здесь раньше? Так это все-таки он, а не просто однофамилец? Я имею в виду, ее управляющий.

– Да, ее управляющий. – Это слово Сайлас произнес фальцетом, чтобы подразнить сына. Лицо Томаса снова пошло пятнами. – Вряд ли я когда-нибудь смогу забыть эти зеленые глаза.

– Да, вряд ли.

Сайлас кинул на сына тяжелый взгляд прищуренных глаз.

– Вы собираетесь арестовать его? – поспешно спросил Томас, вновь передернув плечами.

– А вот с этим возникла небольшая проблема, – ответил Сайлас, и верхняя губа его приподнялась. – Похоже, эта глупая девка леди Джорджина не хочет сдавать своего слугу. – Он сделал очередной глоток эля. – Ей, видите ли, недостаточно доказательств. А то, что скот – мой скот – гибнет, ей, похоже, наплевать. Лондонское воспитание.

– И резная фигурка ее не убедила?

– Нет, – ответил Сайлас, вытаскивая из передних зубов застрявший кусочек мяса. – Глупо позволять женщинам владеть такими обширными землями. Зачем они ей? Небось, новые перчатки и модный столичный танец интересуют ее больше, чем собственные владения. Старушке следовало оставить наследство мужчине. Или поставить условие, что она выйдет замуж, и землями будет править муж.

– Но, может… – Томас замялся. – Может, я поговорю с ней?

– Ты? – Сайлас запрокинул голову и хохотал, пока не подавился. На глазах у него выступили слезы, и он сделал глоток.

На другом конце стола Томас сидел и молча ждал. Сайлас вытер слезы.