Принц из Парижа - [8]

Другая моя мечта – чтобы у нас дома жила собака. Это смешно, но собаки у нас не было никогда. Несмотря на то, что папа на работе занимается тем, что дрессирует чужих собак. Я, конечно, просила щенка – смешного, лохматого, с развесистыми ушами и вечно мокрым любопытным носом, но мне ответили, что наша квартира слишком мала для собаки, к тому же от нее шерсть и неприятный запах. Как будто нельзя пропылесосить и проветрить. От меня тоже, если честно, бывает всякий мусор, однако родители завели же меня?.. А может, теперь и это кажется им ужасно непрактичным.

И вот сейчас я сижу на диване со всеми своими мечтами под застывшим взглядом Гаспара Ульеля, который смотрит даже не на меня, а мимо, куда-то в пространство…

За окном снова дождь и свинцовое, тяжелое небо. Ну, считай, суббота испорчена. Начало ноября – самое нестабильное и тревожное время. Поскорее бы уже выпал снег. Думаю, мне стало бы легче, веселее… Вон и Алиска говорит, что меланхолия – явление сезонное, чаще всего проявляющееся в конце осени. А уж Алиска знает, о чем говорит.

Зазвонил телефон, и я неохотно взяла трубку.

– Жанка, привет! – послышался радостный голос подруги. Кстати, у нас часто бывает так: стоит подумать о другом – он так или иначе проявится.

– Привет, – отозвалась я.

– Ты что там, опять унываешь? – строго спросила Алиска. – А ну брось это дело. Через пятнадцать минут буду у тебя. Вызывай Димку, будем его натаскивать!

– Может, не надо? – усомнилась я.

– Глупости! – фыркнула подруга. – Вызывай, скоро буду!

И в трубке зазвучал сигнал отбоя. Алиска упорная, спорить с ней бесполезно, проще сделать так, как она говорит. Поэтому я взяла мобильник и набрала Димку, с которым, кстати, не разговаривала все это время.

– Жанна? – он, кажется, и сам не поверил своему счастью.

– Привет, – ответила я холодно – чтобы он не слишком зазнавался и не рассчитывал на многое, – сможешь прийти ко мне минут через пятнадцать?

– Я… сейчас…

В трубке завозились, и я услышала, как Совицкий отпрашивается у мамы. Похоже, мой звонок застал его где-то в магазине, когда бедный Димочка таскал тяжелые сумки с покупками.

– Да, я приду! – сказал он уже в трубку радостным голосом. Спор завершился в его пользу. Видимо, несчастной Димочкиной маме придется тащить тяжесть самостоятельно. А нечего было воспитывать из сына безвольного раба, которым крутит, как хочет, каждый. Например, я.

Мне отчего-то стало неприятно, и от этого я еще сильнее разозлилась на Димку.

– Вот и приходи, – буркнула я и нажала отбой.

Димка был у меня буквально через десять минут, раньше Алиски. Весь мокрый, запыхавшийся.

– Осторожно, не наследи здесь, – велела я, косясь на его ботинки, оставляющие на полу огромные мокрые отпечатки. Ничего себе, какие большие! Нога у Димки ого-го, ничуть не меньше, чем у моего папы.

Хорошо, что родителей нет дома и они не видят, что творится в почти что вылизанном мамой коридорчике.

Совицкий смутился, переступил с ноги на ногу, посмотрел на грязные отпечатки.

– Я сейчас уберу. Где у тебя тряпка? – Он торопливо стащил ботинки и поставил их в сторону. Не нужно быть гадалкой, чтобы предвидеть, что вскоре здесь образуется лужица, вполне пригодная для того, чтобы пускать в ней кораблики.

– Потом, – отмахнулась я, – когда уходить будешь. А то от твоей обуви все равно натечет.

Димка покраснел и поспешно кивнул.

Его черная дутая куртка сиротливо повисла в прихожей.

– Проходи, – я кивнула на свою комнату и пошла вперед, будто показывала дорогу.

Вообще Димка уже бывал у меня. Раньше, когда я была еще мелкой, я частенько приглашала его на дни рождения или просто в гости. Теперь, правда, не стала – обойдется, не про него такая честь. Но Димка заходил – иногда приносил списать домашние задания, а когда я заболевала – обязательно проведывал под предлогом тех же уроков (как будто Алиска не могла сообщить мне, что задано) и всегда приносил конфеты или апельсины.

Вот и сейчас в руках у парня был кулечек, в котором просвечивали крохотные желтые бананы и нарочито румяные яблоки – все это изготовленное из марципана, обожаю марципан.

Я приняла подношение небрежно и снисходительно – так, как подобает королеве – и кивнула в сторону дивана, предлагая сесть.

Димка сел, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Я остановилась в дверях, прислонившись спиной к притолоке.

– Жан, извини меня… – наконец робко начал он, прерывая наше затянувшееся молчание.

– За что? – я, сузив глаза, посмотрела на него.

– Ну… – он замялся. – Не знаю… За книгу, наверное…

– Ах, наверное, ах, не знаешь? Зачем тогда просишь прощения? – вспыхнула я. – Если не знаешь, в чем виноват, или не чувствуешь себя виноватым, никогда не проси прощения! Понимаешь?

– Да… в общем…

– Ничего ты не понимаешь!

Его спас звонок в дверь: пришла Алиса.

Аккуратно повесив свое стильное темно-зеленое пальто и пристроив в холле зонтик, на котором силуэтами был изображен старинный город, подруга вошла в комнату и оглядела всех действующих, вернее сказать – бездействующих лиц.

– Так-так, – сказала она, усевшись в мое кресло, – начинаем сеанс психоанализа…

– Что?! – вытаращил глаза Димка.

Мы с Алисой переглянулись и громко засмеялись – опять же совсем как в былые времена, до этой истории с Лешкой.