Принц инкогнито - [7]

Дживан разгладил газету, вздохнул — и решительно повернулся:

— Здесь ложное время.

Перевёл озабоченный взгляд с одного на другого — мгновенно отметил, что первый — немолодой, усталый и, кажется, неопасный; а вот второй помоложе, позлее. Сурово глядя на них, Дживан постучал ногтем по своему телефону и повторил ещё строже:

— Лож-но-е.

Скобари оторопели. Как иллюзионист, как престидижитатор проводит блестящей палочкой — тем же манером Дживан продемонстрировал им экран:

— Сбита настройка. Я врач. Я обязан в точное время — секунда в секунду — звонить в больницу. Дежурному.

И для внушительности добавил:

— В приёмный покой.

Давно было замечено, что даже у одноклеточных примитивов теплится суеверное уважение к медицине: болел кто-нибудь из родни, да и сам тоже не застрахован… Даже у самого тупорылого — что-то такое сидит в затылке, в подкорке…

— Скажите, сколько на ваших часах? — обратился Дживан к старшему скобарю.

— Какой? — вскинулся тот, что моложе. — Чё, мль?

Но старший послушно ответил:

— Полпятого.

— Точнее, будьте любезны, — властно и в то же время благожелательно сказал Дживан, будто бы разговаривая с пациентом. Голос у него был глубокий, с бархатными модуляциями.

— Шестнадцать часов… двадцать пять. Доктор, что ли?

«Допёрло», — Дживан величественно кивнул:

— Врач. Клинический ординатор.

— А пиво сосёшь, врач клинический!.. — попытался встрять молодой, но уже без прежней энергии.

— Врач — жи-вой че-ло-век.

Дживан отвернулся от скобарей, потыкал кнопки и поднял телефон к уху. Услышав голос заведующей, сразу же заговорил озабоченным тоном:

— Как поживают наши больные, Тамара Михайловна? Что стряслось?

— Дживанчик! Ну наконец. «Что стряслось»! Ты спросил бы лучше, чего не стряслось. Ночью Гася твой снова загиповал! Скорая приезжала…

— Скорая помощь приехала? — веско переспросил Дживан. И заметил боковым зрением, что скобари, потоптавшись, двинулись прочь.

— Да, да, да! — изумилась Тамара: Дживан говорил не своим голосом и не своими словами. — Ты где? Что с тобой?

— Пиво пью, — Дживан проводил взглядом два плохо выстриженных загривка. — В интересной компании…

— Пиво пьёшь, а нас опять поджигали!

— Исключительно в нерабочее вре… Поджигали?

— Прямо дверь мою подожгли! Ночью! Дверь в ка…

— Что сгорело?

— Да ничего не сгорело — но прямо дверь в кабинет!.. То есть вообще уже!..

— Кто поджигал?

— Да не знаю я! Ночью! Не знаю, что делать вообще!..

— Тамара Михайловна, не волнуйтесь…

— С проверками с этими, я уволюсь, честное слово!.. Ты нужен, Дживанчик!

— Уже бегу. Тамара Михайловна…

Дживан любил, когда ему задавали вопросы, — любил выдержать паузу, помолчать, потомить собеседника, — а сам, наоборот, терпеть не мог спрашивать, ставить себя в уязвимое положение… Но сейчас нужно было спросить:

— Тамара Михайловна, из дома мне не звонили?

Голос начальницы потеплел:

— Безобразник, опять за своё. Нет, Дживан Грантович, не звони-ли. Никому до тебя дела нет. Кроме некоторых товарищей по работе… — В кабинете заведующей затрещал городской телефон. — Так, это из ЦРБ. Дуй скорее! Целую!

Было такое бакинское слово бардакхана — свистопляска, сумятица. Внутри Дживана творилась самая настоящая бардакхана. Даже чуть подводило желудок от облегчения, унижения, радости, злобы…

Первое: против него нет улик. Оправдываться не надо. Алиби-балиби, би-ба-бо: «Ты мне почему не набрал?» — «Я на работе был двое суток, ты дома сидела. Ты не звонишь, а я почему должен?» — всё шито-крыто. При желании можно было даже обидеться.

Второе: не надо сейчас — из чужой постели — идти домой. На работу — и то как-то легче, чище…

А вот «целую», услышанное от Тамары, заставило его поморщиться. Сам виноват: спросил, не звонила ли Джулия, — и тем самым как будто вошёл с Тамарой в маленький заговор — конечно, она не замедлила подхватить… Бабы, би-ба-бо, бабы. «Целую»… Тьфу.

Тамара давным-давно положила на него глаз, время от времени подёргивала за ниточку: ну? ещё не созрел?.. Не далее как неделю назад звала попробовать «Васпуракан», якобы ей подарили какой-то особенный, из особенной бочки… Нет, так низко Дживан Лусинян не упадёт. С начальницей — никогда. Вечером с ней коньяк пьёшь, а назавтра она тобой помыкает? Ёх-бир! С кем угодно, но не с Тамарой. Нет, нет…

Поскальзываясь, но удерживаясь на ногах, Дживан спустился в овраг, перебрался через заброшенную заводскую узкоколейку и вскоре уже шагал по краю широкой, в мягких ухабах, дороги, мимо чёрных избушек, не то сгоревших, не то просто сгнивших от старости, мимо участков, заросших полынью, и мимо домиков позажиточней — со спутниковыми тарелками, с компостными кучами, баньками и теплицами; с неизбывными целлофановыми пакетами и клеёнками, развешанными на заборах; клеёнками, которыми были обиты входные двери, — и снова клеёнками, накрывавшими груды досок, жердей или хвороста, горбыля или огненных, ярко-оранжевых ольховых чурок.

Дживан с гордостью вспоминал, как провёл беседу со скобарями. С первой реплики, сразу же подчинил своей воле — железной воле. Мастерски. Виртуозно. Актёр. Аль Пачино. Ален Делон. А трюк с телефоном? Загипнотизировал, как матадор обводит быка… двух быков, туполобых. Точно как матадор: с достоинством, с грацией…