Принц без королевства - [17]

В этом письме самому доктору было посвящено очень мало строк, но впервые за прошедшие восемнадцать лет между ним и Мадемуазель манящим призраком встало слово «мы».

— Няня, я хочу домой.

— Ну конечно, дорогая, сейчас пойдем.

Наконец они подошли к ящику с медной прорезью. Мадемуазель сунула руку в карман пальто Зои.

— Стой смирно, я кое-что сюда положила.

Она нащупала конверт, и тут ей на плечо легла чья-то рука.

— Мадемуазель, не делайте этого.

Она обернулась.

— Они следят за вами. То ли из-за стеклянной перегородки, то ли с верхней галереи. Не делайте этого. Иначе они отправят вас в Сибирь.

Время на мгновение замерло. Перед ней стоял отец Зои, Кости и Андрея.

— Прошу вас, Мадемуазель. Если я позволю вам это сделать, нас обоих арестуют.

Письмо осталось в кармане Зои. Дети бросились к отцу.

— Папа!

Тот обнял их, продолжая говорить с Мадемуазель:

— Пока они уверены, что я за вами слежу, они позволяют вам жить у нас. Мой старший сын Андрей находится за границей. Они всех нас взяли в заложники. Мне приказано поселить вас у себя. Я понятия не имею, что вы натворили, но наши жизни уже два года зависят от вас, и жизнь Андрея тоже.

Мадемуазель знала, что живет в комнате Андрея. Над ее кроватью висели его детские рисунки. Она видела его фотографию, спрятанную в тетради для записи расходов. Чувствовала, что родные тревожатся за него. Но ей никогда не приходило в голову связать свою судьбу с судьбой мальчика на фотографии в белой рамке, прильнувшего щекой к скрипке.

— Идемте.

Дети дали руки отцу.

Мадемуазель последовала за ними.

Вместе они вышли на улицу, залитую ярким майским солнцем, и начали медленно спускаться по лестнице, держась друг за друга, словно альпинисты, идущие по гребню ледника.

7 Последние слова приговоренного

Нью-Йорк, лето 1936 г.

В учебниках истории очень мало упоминаний о том, что случилось с одной из самых больших строек на Манхэттене летом 1936 года. Сооружение очередного небоскреба было прервано на много месяцев. Началось с того, что какой-то строитель разбился насмерть, упав с верхней площадки башни. Событие само по себе банальное — такое происходило по десять раз за год, — но тут выяснилось, что погибший был индейцем из племени мохауков и что сюда его привезли силой. Остальные рабочие из солидарности объявили многодневную забастовку.

Доступ на стройку был закрыт вплоть до новых указаний. Архитекторы стремились во что бы то ни стало защитить свое детище, и потому рабочих держали подальше от башни.

Однажды утром на стройку явился владелец в сопровождении секретарши и архитекторов. Их доставили на верхний этаж на грузовом подъемнике. Все называли его Ирландцем. Меньше чем за четверть века он создал банк, распустивший свои щупальца по обе стороны Атлантики. Рассказывали даже, что Ирландец купил тот жалкий отельчик, где проживал в молодости, когда приехал в Америку.

Это был человек лет пятидесяти. Он ходил по строительным лесам, цепляясь за балки руками в массивных перстнях. Для завершения небоскреба требовалось как минимум еще три месяца. Ирландец жевал банан, глядя в зияющий оконный проем. Перед ним нагло возвышался Эмпайр Стейт Билдинг. Если верить газетам, новая башня должна была превзойти его по высоте. Ирландец сунул банановую шкурку секретарше и громогласно расхохотался, когда архитектор пообещал быстро уладить все проблемы.

Подойдя к нему, Ирландец сделал вид, будто хочет столкнуть его в пустоту. Уходя, он заметил в углу кучку мокрого пепла.

— Вы что, разводите здесь огонь?

— Нет, никогда, — ответил начальник стройки.

Ирландец нагнулся и сунул палец во влажные угли.

— А это что? Что, я вас спрашиваю?

Он показал выпачканный палец начальнику, подошел к нему вплотную и нарисовал черный крест у него на лбу.

— Извольте закончить все вовремя!

И спустился вниз.

В августе Зефиро и Ванго основательно обустроились на верхней площадке башни. Они установили там мощную подзорную трубу, в которую наблюдали за окнами Виктора Волка, купили три пишущие машинки, новую одежду и создали нечто вроде поднебесного офиса, в избытке снабженного печатями, штемпелями и бумагой различных сортов. Для этого они продали один рубин.

Том Джексон, маленький нищий с Тридцать Четвертой улицы, был нанят для слежки и прочих мелких поручений.

С высоты они следили за Виктором, подробнейшим образом фиксируя все перипетии его повседневной жизни, все его передвижения. Полный обзор сверху позволял видеть все, что происходило в каждой комнате апартаментов на восемьдесят пятом этаже, устанавливать, с точностью до минуты, когда сменялись телохранители хозяина, когда и как часто в эту крепость впускали посетителей.

Например, к вечеру почти все шторы задергивалась, а последним гостем всегда был элегантно одетый мужчина, которого Зефиро прозвал «адвокатом». В разговорах с другими он держался надменно, как сам хозяин. Приходя, садился за его письменный стол. Полузакрытые шторы не позволяли разглядеть Виктора Волка — вероятно, он диктовал «адвокату» вечерние письма, лежа в постели. Затем «адвокат» уходил. Он же первым являлся на рассвете, к пробуждению мадам Виктории. Все остальное время он отсутствовал.