Принц без королевства - [100]

Но часы, приводящие в действие взрывное устройство, отставали от ресторанных на пять секунд. Ванго просунул палец поглубже в механизм и остановил его.

Стены сотрясались от криков.

Прошла минута.

Ванго не слышал, как Фермини стучит в дверь, не слышал, как в зале горланят военные марши. Он плакал и смотрел на красный лоскут, забытый на умывальнике.

За полвека казацкий платок износился.

Ванго взял его в руки.

Не успел он выйти из туалета с чемоданом в руке, как к нему подскочил взбудораженный Казимир Фермини. Хозяин решил, что у него хотят увести повара. Он говорил тихо и торопливо. Признался, что очень напуган:

— Вы ушли так быстро, так внезапно! А перед этим говорили о моем поваре.

Ванго по-прежнему ничего не слышал.

— Так это ваш чемодан? А вы разве не знаете, что на той стороне тоже есть туалеты и гардеробная? Признайтесь, у вас свадебное путешествие?

Фермини говорил шепотом — рядом были солдаты. Он повторил, что очень испугался, и умолчал лишь о том, что тайно влюблен в своего прекрасного повара. Еще двенадцатилетним мальчиком он смотрел, как она накрывает столы. И теперь страшно боялся снова ее потерять, а она делала вид, что ничего не замечает.

— Ужин вам ничего не будет стоить, это за счет заведения. Мне очень жаль, но я прошу вас уйти. Вы меня так напугали! И предупреждаю, что на кухню ходить запрещено. Мадемуазель никого не принимает.

Ванго услышал только последнюю фразу и с трудом выдавил из себя:

— Тогда я зайду в другой раз.

— А где же новобрачная?

Бартелеми открыл дверь. Этель ждала на другой стороне улицы.

— Вот она.

Наверху все еще пели песни. Ванго сжимал в руке красный платок. Этель бросилась к нему. Заметив, что он ослабел, она попыталась забрать у него чемодан, но безуспешно.

— Подождите! — закричал хозяин им вслед. — Если вас задержит полиция, скажите, что ужинали у меня!

Тесно прижавшись друг к другу, они уходили все дальше.

— Счастливого пути! — крикнул Фермини.

Но они уже не слышали его.

Месье Коста, который наблюдал всю эту сцену, казалось, был ею потрясен. Казимир Фермини увидел, как он побежал за Ванго и Этель.

— Да что с ними со всеми стряслось?

Фермини прислонился к стене. Немцы допевали последние песни. Через секунду иностранец вернулся. Он запыхался и побледнел. Фермини обнял его за плечи, и они вместе зашли в ресторан.

Месье Коста снова уселся за столик.

Фермини сел рядом. Кроме них в помещении уже никого не было. Шум в зале напротив постепенно затихал.

— Вы когда-нибудь думали о том, чтобы жениться? — спросил Фермини. Иностранец как будто очнулся.

— Что, простите?

— Вы испанец?

Иностранец улыбнулся.

— Нет.

— Вы женаты?

— Не совсем.

— Хороший ответ!

— Я любил одну женщину, — объяснил Коста, — она оттуда же, что и я — с Сицилии. Но она уехала.

— К другому?

— В том-то и дело, что нет.

Оба смотрели на догоравшую свечу.

— Однажды я получил от нее письмо. Очень длинное письмо.

— Она было адресовано вам?

— Нет, мальчику, которого она вырастила, но он тоже уехал и не вернулся. Я вскрыл конверт, и один человек перевел мне это письмо. Она рассказывала историю этого мальчика и свою собственную. На пяти страницах. Вы и представить себе не можете, сколько всего могут вместить пять страниц.

Фермини впервые не нашел в себе сил сходить за рукописью, увесистой, как ящик с яблоками, но признался:

— Могу. Я пишу романы.

— Даже в романах такого не бывает. Помимо всего прочего она упоминала, что когда-то давно, еще в юности, работала здесь помощницей на кухне.

— Здесь? — спросил Фермини дрогнувшим голосом.

— Да.

— Во Франции?

— Да.

— В Париже?

— Я же сказал: здесь.

И сицилиец, размахивая руками, указал на стены, потолок и столики «Счастливой звезды».

Казимир Фермини одним махом осушил стакан и посмотрел на иностранца, который продолжал рассказ:

— И тогда я сказал себе: «Я буду не я, Базилио Коста, если не приеду посмотреть на это место. Я хочу побывать там, где ее помнят юной девушкой». Я пообещал себе это, потому что любил ее.

Фермини накрыл его руку своей.

— И я учил французский язык, словно какой-нибудь школьник, — продолжал Базилио. — Я хотел дождаться конца войны, чтобы отправиться в путь. Но когда стареешь, нет времени ждать.

— Это правда.

Базилио был очень взволнован. Он так ждал, что приедет сюда, в Париж, и увидит, где прошла ее юность.

— А письмо я только что передал тому, кому оно предназначалось.

Он помолчал.

— В это трудно поверить, но он был там, на тротуаре напротив, вместе с вами. Этот парень, Ванго. Я увидел его и побежал, чтобы передать письмо.

Фермини был потрясен. Он слушал Базилио и не мог вымолвить ни слова. Такую историю он не осмелился бы перенести в свой роман.

— Когда стареешь, нет времени ждать, — повторил Базилио. — А она? Кто знает, что с ней стало?

Он провел ладонью по глазам.

И в эту минуту в отверстии люка показалась голова в белом платке.

— Слава богу, все ушли, — сказала Мадемуазель, не глядя на них. — Эти немцы наконец-то ушли!

Она стояла на лестнице, торчавшей из люка, и, несмотря на измученный вид, хохотала. Даже ее плечи вздрагивали от смеха.

— Да, все закончилось, — сказал Фермини.

— Надеюсь, вы не заставите меня еще раз пережить такое, Казимир!