Примус - [48]

Сделав дело, новоявленный Президент со своим нечаянным Ученым секретарем вернулись обратно в столовую. Явилась Машенька, укутавшаяся в темно-зеленый шерстяной платок - отчего она тоже казалась немножко ломберной. Под ее почти невесомыми шажками половицы, однако, привычно терпеливо скрипели, и казалось, скрипят согласно и дверцы прадедовского буфета. Машенька подала чашки, разрисованные тончайшей паутиной трещинок, и бархатный с латунными накладками альбом, в котором многократно запечатлен был Иоанн Ипатьевич на парных снимках с... - с половиной научных знаменитостей уходящего века.

"Вот ведь было все", - казалось, молчаливо взывали и старые фотографии, и инвалидный буфет.

Герой внезапно расщедрился - еще и не имея дохода с Академии, но предвидя успех, сообщил, словно спохватившись:

- Да, забыл я совсем перед вами извиниться: президентский оклад всего два миллиона в месяц. Даром будете работать, Иоанн Ипатьевич. Почти на общественных началах, как и подобает русскому и российскому интеллигенту.

Шуберт-Борисовский с деликатной небрежностью не отказался.

- А я, батенька мой, во многих академиях и обществах состою, - простодушно похвастался старик. - Не вы первый мне предлагаете. Помимо большой Академии, само собой. А еще раньше в международные академии приглашали. Сначала в ЦК запрещали иностранные степени принимать, а потом разрешили и даже на казенный счет командировали. Если не по социальным наукам, а по естественным. Обычно про эти новые я не упоминаю, потому что настоящая Академия все-таки одна, но раз уж зашел разговор.

- Но в тех-то обществах и академиях вы не президент все же, - возревновал Герой.

- Не президент, - пригорюнился Шуберт. - Но зато грамоты красивые.

- Грамоты, конечно же, у нас предусмотрены уставом, вы на досуге почитаете. А еще - мантии и в особенности посохи, каких ни в каком Кембридже нет.

- Посохов нет, - посетовал старый академик. - А грамота самая красивая у меня из Болоньи. Болонская академия музыки. Достань-ка, Машенька... Вот. Я сам не музыкант, но у меня есть работа по философии музыки. И по физиологии. Я показал, что разные ритмы по-разному стимулируют нервные сети кишечника. Сорокалетней давности работа, но сейчас только актуализировалась в связи с современными ритмами. Я назвал это явление "гиперритмией". А как следствие наблюдается дискинезия.

Герою понравился рисунок на титуле, осенявший почтенный документ из Болоньи.

- А можно у вас эту грамоту позаимствовать ненадолго?

- Только с возвратом, - по-мальчишески предостерег Шуберт.

- Слово ученого секретаря!

Герой вышел от Шуберта-Борисовского с заветной подписью и условно одолженной грамотой.

И это - настоящий академик. Можно смело сказать: зубр в своей области. Герою казалось, что разговаривал он только что с маленьким ребенком. Он Герой Братеев - сильный и умный, снизошел к старичку. Конечно, дело и в возрасте. Инстинктивное физиологическое превосходство здоровья и молодости он ощутил бы, наверное, и перед самим дряхлым Эйнштейном. Но актуальнее превосходство, скажем так - социальное. Потому что здесь, в этой завидной, но ветхой квартире Герой представлял господствующий ныне класс. Он, Герой Братеев, готов был взять на содержание этого старичка - и старичок безропотно на содержание согласился. Что толку от любых талантов, если таланты обязаны продаваться, а покупатель он - владелец капитала. Позавидует ли Герой хоть первостатейному академику, хоть первому тенору, хоть чемпиону мира? Отныне нет.

Герой еще ни копейки не заработал на своей идее, но он уже организовывал жизнь. И Шуберт принял его условия. Так все просто! Значит, Герой обладает способностью делать дело, заставлять окружающих покорно идти за собой - и убедиться в этом было необыкновенно важно: куда важнее, чем когда-то найти решение сложной задачи на олимпиаде - после чего он поверил в себя как в будущего физика. Как давно это было. Ну ничего, сегодня и институтское прошлое пригодилось.

Дома его встретил междугородный звонок. Ну прямо телепатия у папы! А может, он уже звонил.

- Ну как ты? Как себя чувствуешь?

- Отлично.

- Все без последствий?

- Да. Как у вас? Машину починили?

- Ездит уже, но теперь кондиционер отказал. А тут жара, без кондишен жуткая душегубка. Вообще тут климат больше на наш сочинский похож.

- Так и хорошо!

- Не знаю. С годами я начал чувствовать. Я думал, пока сидел в Союзе, что в Америке нормальный климат белой страны, вроде Англии, а тут прямо Африка. Потому и негров столько... Ну не надо обо мне. Мама беспокоится, не нужно ли тебе каких лекарств?

- Она уже спрашивала. Нет, спасибо. Ты-то как с твоим сердцем?

- Нормально, не думаю даже.

- Ну и хорошо. Целую.

Что-то папа стал нервничать у себя в Америке. Получается, Герой его утешает, словно у папы рак, а не у него.

Герой так погружен был в новые дела, что и не вспоминал о недавней болезни. Правда, сейчас невольно вспомнил, когда съездил за Шубертом в свою больницу. Не вспоминал и не удосужился зайти в поликлинику, где ему предписано наблюдаться.

А ведь положение изменилось: впереди замаячила новая цель. И цель куда заманчивее, чем скудные научные лавры, хотя бы и нобелевские. Умирать теперь уже не имело смысла.