Primièra canso - [13]

XI

– И знаешь ли, Жером, – разглагольствовал трубадур, глядя, как юноша старательно вычищает стойло в конюшне, – я полагаю, что худшее, что может случиться, это коли герцог рассорится с королем Мишелем из-за моей персоны. Но это столь нелепо, что самое неприятное, что мне грозит, это если Его Светлость не сумеет простить меня. Но то моя забота.

– И зачем тебе это нужно, Скриб? – удивился Жером, разогнувшись. – Обязательно тебе надо идти против чьей-то воли. Не умеешь ты жить спокойно, ей-богу!

– Я не хочу идти против чьей-то воли. Я иду за моего короля! – просто ответил Серж и уныло посмотрел на Игниса. В конце концов, в нем тоже была воля. Его собственная воля, пусть трубадура, а не маркиза. Но отчего-то все в жизни решалось за него. Сперва отец, решив, что младший сын ему не нужен под боком, дабы не мешать воспитывать наследника, отправил его в монастырь, нисколько не озаботившись тем, что мальчику служенье церкви было не по сердцу, но прикрываясь традицией рода. После святые братья вдалбливали ему в голову богоугодные науки. И, наконец, герцог, который его приютил и воспитал лишь затем, чтобы теперь использовать для своей выгоды.

– Королям все равно, – отмахнулся Жером. – Хоть Агас и ревет третий день, но и она говорит, что тебе следует покориться.

– Ни за что! – рявкнул Серж. И тут же заржал Игнис. Серж подошел к нему и потрепал его гриву. – Ну что ты, мальчик? Пойдем служить королю Трезмонскому? На кой черт сдался нам этот дю Марто?

Жером шумно вздохнул, бросил лопату возле стойла и сказал:

– Ну, как знаешь, Скриб. Мы-то тебя не выдадим. Но все это плохо закончится, ей-богу. Побудешь здесь, я за водой схожу?

– Ступай, ступай, – отозвался Скриб, продолжая возиться с Игнисом.

Жером торопливо покинул конюшню, и, глядя ему вслед в маленькое окошко в стене, Серж вдруг увидел спешившую к этой самой конюшне герцогиню! Он вздрогнул, оглянулся по сторонам. Сегодня учиться верховой езде они не собирались. К чему ей быть здесь? Шальная мысль мелькнула в голове трубадура. И уже в следующее мгновение, когда Ее Светлость вошла в конюшню, Серж, закатив рукава, с лопатой в руках, старательно скидывал в кучу навоз из стойла.

Приложив к лицу платок, надушенный розовой водой, Ее Светлость приблизилась к стойлу, которое чистил трубадур.

– Для вас не нашлось иной работы, кроме... этого?

Серж разогнулся и широко улыбнулся. Потом вновь склонился – на этот раз приветствуя герцогиню.

– Мои таланты, мадам, оценены по достоинству! Закончу с этим, найдется что-нибудь еще. Вы здесь какими судьбами? Соскучились по Тандресс?

– Я искала вас, – поморщилась Катрин.

Серж удивленно приподнял бровь.

– Вот как... – пробормотал он, не зная толком, что сказать, потом словно очнулся и снова, будто полудурок, подобострастно поклонился. – Я к вашим услугам, госпожа! Чего желаете? Спеть? Сплясать? Или на лошадке покататься? Как видите, я многое могу.

Изумленно взглянув на него, герцогиня де Жуайез проговорила:

– Не могли бы мы выйти отсюда? Хотя бы в сад...

– Разумеется, самое время нарвать керасундских плодов на стол Вашей Светлости, – проворчал Серж и поставил лопату возле стойла. Потом посмотрел на нее и быстро пошел прочь из конюшни, прекрасно понимая, что вел себя отвратительно.

Некоторое время они молча бродили по саду. Ее Светлость не знала с чего ей начать этот разговор...

– Я узнала, что мой супруг собирается отослать вас, – наконец сказала Катрин, остановившись у старой раскидистой черешни.

– Вам-то что? Вы станете тосковать по моим канцонам? – резко спросил Серж.

Оставив без ответа его выпад, герцогиня продолжила:

– Не соглашайтесь! Граф дю Марто – ужасный человек.

Это имя не раз звучало в Брабанте. И если младшие дю Вирили лишь посмеивались, то старый граф изрыгал самые страшные проклятия, едва заслышав его.

Скриб посмотрел прямо и открыто в ее глаза и замер, не веря себе.

– И что же в нем такого ужасного, мадам?

– О нем рассказывают страшные вещи, – Катрин отвела взгляд. – Он жестокий, бессердечный человек, погубивший множество жизней. И еще он содомит!

Трубадур опешил, чувствуя, как невольно отваливается челюсть. Брови его поползли вверх, а в глазах читалось совершенное недоумение. Если бы она смотрела на него в этот момент, то видела бы весьма потешную картину.

– Кто, мадам? – решив, что ему послышалось, спросил Серж.

– Содомит, – повторила Ее Светлость и посмотрела на Сержа. – Мой отец, граф дю Вириль, говорил, что даже смертная казнь была бы для него слишком легким наказанием.

– Потому что он... содомит?

– И поэтому тоже, – отмахнулась Катрин. – Поезжайте лучше к королю Трезмонскому.

– Вы полагаете, что при дворе короля Трезмонского нет... содомитов?

– Откуда мне знать, кто там есть? Я там не бывала, – возмутилась герцогиня.

Серж коротко усмехнулся, скрестил руки на груди, прислонившись спиной к стволу дерева, и прищурился.

– Но трезмонские содомиты пугают вас меньше французских, – рассмеялся он. – Вы полагаете, это именно то, что мне угрожает? Стать жертвой какого-то благородного рыцаря с... с необычными... наклонностями?

Катрин смотрела на Сержа, широко раскрыв глаза и не понимая, о чем он говорит. Она злилась на себя, что не сдержалась из опасений за него, и затеяла эту глупую беседу. Все же порой она бывала совершеннейшей уткой.