Прими день грядущий - [125]

– Добрый день, миссис Эдер, – натянуто произнесла Мария, отдавая сыну пакеты и снимая Хэтти с бочки. – Пойдем, Бенжамин, – позвала она. – Нам еще нужно найти Гедеона.

– Подождите, – полным мольбы голосом произнесла Женевьева.

Разумеется, она знала о существовании детей Люка – люди вокруг любят посплетничать – но до этого момента они не имели ни лиц, ни имен. Увидев их, Женевьева сразу полюбила своих внуков. Ее сердце теперь стремилось к ним даже больше, чем все эти пять лет к улыбке Люка.

Мария колебалась, сжимая руку Хэтти и бессознательно загораживая собой Бенжамина. С непроницаемым лицом она ждала, что же еще скажет Женевьева. Но тут вмешалась Сара. Узнав Марию, к ним с нахмуренным личиком подошла хорошенькая сестра Люка и нетерпеливо потянула мать за рукав.

– Пойдем, мама, – снизив голос до шепота, проговорила она, ничуть не растроганная этой встречей. – Сейчас не время путаться с ними. Ну, ты сама знаешь – Кэддики, они не поймут.

Женевьева растерялась, но не сопротивлялась настойчивым попыткам Сары увести ее прочь: пять лет молчания нельзя было загладить случайной встречей.

– Кто это, мама? – спросил Бенжамин, когда они отошли. – Она выглядит хорошей.

– Возможно, – ответила Мария. – Но не в нашем стиле.

Ревущий ветер старательно сметал снег в большие сугробы около заборов, укутывая все вокруг белым покрывалом. Уже в полдень не стало видно колодца, стоявшего всего в нескольких футах от кухонного окна.

Люк смотрел в окно на беснующуюся пургу. Он страшно устал, почти всю ночь загоняя скот в стойла и амбар. В таких случаях ему обычно помогал Джейк Хопкинс, но на днях работник вместе с семьей уехал к родственникам встречать Рождество.

Загнав скот, Люк лег в кровать рядом с Марией и обнаружил, что она беспокойно шевелится: начались схватки. Она уверяла его, что все идет как обычно, но Люк почему-то беспокоился.

Отвернувшись от окна, он снова посмотрел на жену: Мария лежала на боку на кушетке в алькове кухни и молча терпела захватывающие ее волной боли.

Сердце Люка наполнилось любовью и гордостью. Он сел рядом с женой и погладил ее мокрый лоб, убирая прилипшие к нему волосы.

Мария с трудом улыбнулась.

– Где дети? – спросила она.

– Спят в комнате Гедеона, – Люк изобразил на лице самую застенчивую улыбку, на которую только был способен. – Я дал им после завтрака ромового пунша.

Мария с силой сжала руку мужа: началась очередная схватка. Люк переживал эту боль вместе с ней, искренне сожалея, что нельзя на самом деле взять ее часть на себя. Когда рука Марии расслабилась, он наклонился и провел губами по щеке жены:

– Я люблю тебя.

Мария постаралась улыбнуться:

– Я знаю, Люк. Скорее бы уже это кончилось. С первыми двумя было так легко, а сейчас…

Люк тревожно склонился над женой:

– Что? О Боже, Мария, в чем дело?

– Боюсь, что что-то не так: схватки продолжаются так долго, а ребенок еще высоко… – она замолчала, мужественно пережив еще одну схватку.

– Я привезу из города врача.

– Нельзя, Люк, снег…

Люк сидел с ней рядом, промокая ей лоб и будучи не в силах сделать что-нибудь еще. Прошлые роды со спокойной женской уверенностью Марии помогала Эсси Хопкинс. Но сейчас Люк был один, если не считать детей. Он видел, что Мария слабеет с каждой минутой: она то впадала в забытье, то снова приходила в себя с очередной схваткой. Наконец Люк провел пятерней по волосам и решительно поднялся.

– Я еду за доктором, – проговорил он, стараясь выглядеть как можно спокойнее, чтобы не выдать охвативший его холодный ужас.

Разбудив Гедеона, Люк приказал ему оставаться с Марией, затем, почти дрожа от страха, поцеловал жену в лоб.

– Я скоро вернусь, милая.

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Люк потеплее оделся и направился сквозь метель к амбару: закладывать сани.

Лексингтон словно затаился, пережидая метель. Все двери были заперты, окна – закрыты ставнями от пронизывающего ветра. Люк остановился у дома доктора Уорфилда, вспоминая, что последний раз был здесь, когда привел на прием Марию и Гедеона – нежеланную обузу из дикого леса.

Разве предполагал он тогда, что эта смелая, молчаливая, гордая индейская девушка преодолеет барьер предрассудков и покорит его сердце? Казалось странным и прекрасным, что их судьбы так переплелись, и было невыносимо ужасно, что сейчас Люк мог потерять Марию.

Зная, что при таком ветре никто не услышит стук, Люк толкнул дверь и вошел в дом, отряхивая с сапог снег.

Его буквально оглушил чей-то страшный крик, который рос и усиливался, а затем рассыпался в бессвязную мольбу о милосердии. Люк выругался про себя. Надо же так случиться, чтобы именно сегодня у доктора оказался тяжелый больной… Люк еще раз топнул ногами, стряхивая остатки снега, снял шляпу и размотал шарф.

Из угла комнаты раздался тихий вздох. Повернувшись, Люк увидел мать. Ее лицо, на долгие годы исчезнувшее из его жизни, но бережно хранившееся в памяти, выражало глубокую тревогу.

– Хэлло, Ма, – откашлялся Люк.

– Люк?! Как ты узнал?

Женевьева очень постарела, выглядела изможденной и объятой ужасом. Люк нахмурился:

– Я ничего не знаю. Откуда?

Глаза матери оставались сухими, но было ясно, что она недавно плакала.