Примаков - [23]

— Нет, докторскую.

Афанасьев немедленно перешел на «вы» и тут же забрал у него книги:

— Дайте, пожалуйста.

Евгений Максимович Примаков стал доктором наук в сорок три года, для гуманитария это было рано.

Он был человеком с сильной волей. Кто защищался, знает, что перед защитой докторской диссертации не спишь, не ешь, масса дел, последние приготовления, волнуешься. А что Примаков? Он потом рассказывал:

— В одиннадцать защита. Я знал, что в десять мне надо быть в институте. Я в девять утра лег поспать и думаю — через полчаса надо проснуться. Прилег, заснул, ровно через полчаса проснулся и поехал на ученый совет…

— Неужели Примаков никогда не впадал в грусть-тоску, как все мы, грешные?

— У него иногда было такое выражение лица — как будто он в себя ушел, — говорил Всеволод Овчинников. — Но я не хочу сказать, что недовольно-отрешенное.

— Ему действительно был свойствен мажорный взгляд на мир? Или он себя заставлял?

— Он не был меланхоликом. Мажорный взгляд на мир?.. Думаю, это сильно сказано. Скорее это то, что я говорил о его «японской!» черте: инстинктивный поиск гармонии, согласия, причем это изнутри идет как часть мироощущения и мировосприятия. Он умел вокруг себя создавать атмосферу согласия и единства.

— Значит, он не был напористым? Он не из тех, кто добивался своего во что бы то ни стало?

— Он был очень упорный. Я бы даже сказал, упрямый. Когда Евгений Максимович был моим начальником, я пытался заволынивать какие-то вопросы, но он к ним возвращался. Его можно было убедить, что его предложение не нужно или преждевременно — это другое дело. Но если ты его убедить не сумел, он добивался своего. Он был упрям…

Когда Примаков вернулся из командировки в Каир, заместитель главного редактора «Правды» Николай Николаевич Иноземцев уже ушел из газеты и возглавил Институт мировой экономики и международных отношений. Примаков приехал к нему повидаться.

Иноземцев решительно сказал:

— Хватит тебе сидеть в «Правде». Тебе надо переходить в науку. Иди ко мне первым заместителем.

Не каждый мог решиться уйти из «Правды». Работа в первой газете страны сулила как минимум постоянные командировки за рубеж. Каждая публикация в «Правде» была заметной. Но Иноземцев сделал Примакову предложение, от которого тот не мог отказаться. Как выяснилось потом, это был верный шаг. Евгений Максимович рассказывал, что его приглашал заместителем и Георгий Аркадьевич Арбатов, бывший работник ЦК и директор только что созданного в системе Академии наук Института США и Канады. Примаков выбрал более крупный Институт мировой экономики и международных отношений. Тем более что с Иноземцевым он уже работал.

— Когда он уходил в институт, его не отговаривали: мол, зачем ты уходишь из «Правды»?

— Никто не отговаривал, — отвечает Всеволод Овчинников. — Считалось, что он пошел на повышение. Потом я однажды вел номер, и вдруг в газету заглянули Иноземцев и Примаков. Зашли ко мне. Я, как дежурный, сидел в кабинете заместителя главного редактора. «Вот что вы чувствуете, оказавшись снова в своем бывшем кабинете?» — спросил я Иноземцева. Он иронически посмотрел на меня и говорит: «Чувствую то же, что и Женя Примаков». — «Так что же?» — «Испытываю удовольствие от того, что уйду отсюда через десять минут». И Примаков тоже довольно улыбнулся.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ АКАДЕМИК

Тридцатого апреля 1970 года Примакова утвердили заместителем директора Института мировой экономики и международных отношений Академии наук по международно-политическим исследованиям, де-факто — первым замом. Ему было всего сорок лет, для его возраста — прекрасная научная карьера.

ИМЭМО считался самым влиятельным и солидным институтом в сфере общественных наук. Институт марксизма-ленинизма был формально ближе к ЦК КПСС, но бесполезнее: за идеями, справками и информацией обращались всё-таки в ИМЭМО.

Институт мировой экономики и международных отношений появился в 1956 году. Его первым директором назначили экономиста Анушавана Агафоновича Арзуманяна, усилиями которого институт и появился. Арзуманян приходился свояком члену президиума ЦК и первому заместителю председателя Совета министров Анастасу Ивановичу Микояну, которого в домашней атмосфере и убедил в полезности создания такого научного учреждения.

Влиятельный Анастас Иванович знал, как действовать. Ему предстояло выступать на XX съезде партии. С кремлевской трибуны слова Микояна прозвучали как руководство к действию:

— Мы серьезно отстаем в деле изучения современного этапа капитализма… Наши экономисты, изучая экономику Советского Союза и стран народной демократии, часто скользят по поверхности, не доходят до глубин, не делают серьезного анализа и обобщений, избегают освещения особенностей развития отдельных стран. Да, по существу, и кому у нас заниматься серьезной разработкой этих вопросов? Был у нас до войны Институт мирового хозяйства и мировой политики, да и тот ликвидирован, а единственный в системе Академии наук экономический институт не справляется да и не может справиться с делом глубокого изучения экономики и стран социализма, и стран капитализма.

Микоян, разумеется, заранее обсудил это предложение с Хрущевым. Никита Сергеевич прислушивался к Микояну. После съезда партии отдел науки ЦК получил указание подготовить проект постановления о создании в системе Академии наук Института мировой экономики и международных отношений. Вопрос решался на секретариате ЦК, докладывал секретарь ЦК по идеологии Дмитрий Трофимович Шепилов. Человек образованный, профессор Шепилов искренне поддержал идею.