Прикосновение - [90]

Такой она нравилась и Долтону — пока не появилась Джуд.

Сейчас, глядя на Латиго Джонса, он видел человека, повернувшегося спиной ко всему человечеству, человека, у которого не было никаких привязанностей, никакой морали, никаких стремлений, за исключением желания внушать другим почтительный страх, человека, который смеялся над тем, чего не мог понять, ненавидел всех, у кого было то, чего у него никогда не будет, и разрушал то, о чем сам втайне мечтал, человека, который скакал к мрачному одинокому концу в безымянной могиле, на которую никто не придет плакать. И самого Долтона ждало такое же будущее. В его жизни не было ничего важного, она была просто эгоистичной, бессмысленной скачкой к жалкой смерти, и на этой дорожке он мимоходом жестоко погубил много невинных душ. Он понял, почему люди, подобные Латиго Джонсу, придавали такое значение репутации — потому что за этими колючками самолюбия у них ничего не было.

И внезапно Долтон возненавидел эту жизнь.

Эта ночь показалась Джуд самой длинной за всю ее жизнь. Вернувшись домой и смыв с себя копоть и пот, она проводила Сэмми спать. Бисквит свернулся клубочком у его кровати, а Джозеф в общей комнате улегся на свой матрац, утомленный событиями вечера… или, возможно, просто решив дать Джуд время поразмыслить обо всем.

Она устала перебирать всевозможные ответы и, гася лампы в их убогом доме, грубо ругала отца, который взвалил на нее такую ношу, и с обидой вспоминала мать, которая умерла, не научив, как быть женщиной. Джуд потерла сухие, покрасневшие от дыма глаза, не имея сил мириться с жестокой правдой.

Если бы ее мать была сильнее, в этот вечер она, возможно, была бы здесь, возможно, посоветовала бы, как Джуд вести себя с Долтоном Макензи. Она могла бы ответить на вопрос, почему сердце Джуд так болит, так тянется к мужчине, которого ей не следует любить. Она же мать! Она должна была быть здесь, с дочерью! Джуд сердилась на отца за его покорное смирение, за то, что он не был готов к встрече с судьбой, подкараулившей его в темном переулке, за то, что он оставил ее одну, приговорив быть старой девой. Теперь она никогда не побывает в опере, у нее никогда не будет повода одеться в бархат, и, когда она будет умирать посреди этого продуваемого всеми ветрами ада, с ней рядом будет только Сэмми и лишь воспоминание о той единственной ночи.

На одно ужасное мгновение Джуд рассердилась и на Сэмми тоже, потому что, не будь его, она была бы свободной. Это он сломил душевные силы матери, он привязал Джуд к этому изолированному от всего мира месту, где нет ничего, кроме одиночества и тоскливых завываний непрекращающихся ветров. Если бы ее не обременяла постоянная забота о брате, Джуд могла бы путешествовать, узнать жизнь, она могла бы…

«Что я выдумываю?» Джуд закрыла руками рот, словно старалась заглушить гневные, недовольные слова, которые никогда не произносила вслух, страшные, отвратительные слова, от которых она едва не расплакалась, жалея саму себя. И когда Джуд добрела до середины темной комнаты, ненавидя слабохарактерность, от которой внутри ее была такая же темнота, тихий стук в дверь отвлек ее от самобичевания.

Придерживая на себе халат той же рукой, в которой она сжимала старый револьвер, Джуд открыла дверь — и не могла бы удивиться сильнее. Перед ней на крыльце стоял Дол-тон Макензи в своей теплой куртке на овечьем меху и надвинутом до самых глаз стетсоне. На его поросшем темной щетиной лице не было и следа улыбки, и Джуд охватила дрожь. Осмотрительное недоверие быстро погасило вспыхнувшую радость, и Джуд не опустила оружия.

— Что вы здесь делаете, Долтон? Уже середина ночи, — прошипела Джуд, бросив взгляд назад, туда, где спал Джозеф. — Не думаю, что у нас с вами еще остались какие-то дела.

— Я здесь не по делам.

Джуд не успела даже глазом моргнуть, как оказалась прижатой к его груди и получила лишающий сил поцелуй.

Глава 22

К тому моменту, когда Долтон оторвался от ее губ, Джуд просто висела в его объятиях; ее голова откинулась назад, а волосы рассыпались по плечам. Она открыла глаза, блестящие, как влажный серый сланец, и Долтон, заглянув в них, прочел там боль и надежду, он увидел слезы у нее на щеках и совершенно растерялся. Наклонившись, он потерся губами о ее рот, губы Джуд затрепетали от этого нежного прикосновения, и рыдания стеснили ей горло. Долтон назвал ее по имени, и этот звук был полон желания.

— Нет, — отворачиваясь, пробормотала Джуд, — не делайте этого, Долтон, прошу вас. — Но в то же время ее ладони прижались к его груди и пальцы вцепились в его рубашку; эти противоречивые жесты полностью отражали ее чувства. Зная, что ее воля растает, как смазка на горячей оси, она отчаянно пыталась защищаться. — Джемисон послал вас предпринять еще одну попытку?

В ее тоне звучала обида, Долтон ясно почувствовал это душой. Он погладил Джуд по волосам, стараясь остановить дрожь еле сдерживаемых рыданий, которая сотрясала ее тело. Он привлек ее ближе, так что она уткнулась ему под подбородок, и целовал в лоб и в висок, зарываясь в мягкие волосы.

— Вы прекрасно знаете, что это не так, Джуд, — нежно возразил Долтон.