Прикосновение - [8]

Путник задумался. А потом выдал, что да, мол, он слышал о таком воине. И знает, что тот погиб при штурме вражеской крепости. Она переспросила его, не напутал ли он чего. На что путник сказал «нет», он точно уверен, что в том разговоре с командором упоминалось имя аригольца Фламиния Калота, служившего с ним в одном полку. Женщина не смогла сдержать слез. Ее последняя надежда умерла. И путник понял, что попал в семью погибшего воина.

На следующий день он покинул гостеприимный дом семьи Калот. Варвара же решила ничего не рассказывать детям. Пусть подрастут, тогда и узнают правду, решила она.

Но уже тогда и Венегор, и Даниэль догадывались о смерти отца. И если первый не позволял себе высказываться на эту тему, не имея на то основательных доводов (он был более склонен к философии и анализу, чем к скоропалительным выводам. К тому же в то время его влекла карьера ученого, и всю свою жизнь он хотел посвятить изучению гор, горных пород и всего, что с этим связано. Поэтому мало интересовался сводками с войны). То второй постоянно твердил, что отец вот-вот вернется. Надо только еще немного подождать.

Однажды он подошел к матери и спросил, что ей известно о судьбе отца.

Варвара пожала плечами и ответила, что ничего. Она знает ровно столько, сколько и они с братом. Такой ответ не устроил Даниэля. И, глядя ей прямо в глаза, он заявил, что она лжет. Ей бы воскликнуть, закричать на сына и хоть раз в жизни поставить его на место, приструнить. Но вместо этого она решила, что скрывать правду больше не имеет смысла.

Вечером того же дня, собрав за ужином сыновей, она рассказала им все, что узнала от одинокого путника.

Реакция Венегора была предсказуема − тот будто знал о трагической судьбе родителя и ничуть не удивился, хотя слезы и появились на его глазах. Но вся эта маловыразительная скорбь была больше похожа на мишуру, легко отличимую от настоящих чувств незамыленным глазом.

Даниэль, наоборот, закатил скандал и сказал, что путник обманул ее. Мол, он не может ничего знать о судьбе Фламиния Калота, доблестного воина аригольских кровей.

Он не хотел мириться с правдой, ибо осознание ее было выше его сил. Мучимый страшным знанием, он желал, чтобы все его оставили в покое и не трогали в течение долгого времени.

Только через неделю он пришел в себя. И постарался быть обычным, каким и был всегда. Правда, вышло у него это с трудом, ведь печать гнетущего беспокойства не сходила с его лица ни на миг. Жизнь остановилась для него где-то там, в северных районах страны на подступах к крепости Варг, где в луже крови лежало пронзенное неприятельским копьем тело его отца. Но признаться себе в этом он не торопился, ибо душа его требовала мщения.

Но кого? Кого он мог винить? Того, кого не видел ни разу в своей жизни? Мифических командоров, пославших верного служителя Отчизны и отца благородного семейства на верную смерть? Короля? Генерала Клотта? Его министров? Стражников? Винить было некого. И какая-то часть его сознания, которая призывала смириться и жить с этим дальше, к сожалению, оказалась слишком слаба. Она уступила соперничество той, другой его части, чуждой смирению и жаждущей мести. Глаза его застила тьма, но, чтобы не выдать себя, на какое-то время он вынужден был притвориться своим братом − флегматичным дофенистом, не принимающим происходящее близко к сердцу.

Прошло еще полгода.

Казалось, жизнь наладилась. Казалось, семья Калот, включая старшего сына, свыклась с трагической потерей своего главы. Но это было неправдой.

Последующие события коренным образом изменили все, что происходило до этого в Ариголе.

На северных широтах отгремела война, которая так и не пришла в Мирта-Краун. Мужчины стали возвращаться в свои дома. Вернулся их сосед Эльяр, отец огромного семейства из семи детей. Вернулся и Гимини, сын аптекаря и занудного сплетника, прославившегося на весь город придуманной историей о нападении галаверов на Ариголу. Но были и те, кто не вернулся. В их число вошел и Фламиний Калот. Теперь уже никаких сомнений в его смерти ни у кого не осталось. И разговоры на эту тему в семье погибшего героя старался уже никто не заводить. Даже Даниэль, недавно рвавший и метавший от невозможности отомстить за гибель отца, занял осмысленную позицию и перестал обвинять всех и каждого.

Наблюдая за тем, как сын потихоньку приходит в себя (она знала, что рано или поздно это случится) и становится таким, каким он был до отъезда Фламиния, Варвара позволила себе немного свободы. И нельзя сказать, что она того хотела очень сильно, просто так сложились обстоятельства.

Совсем недавно она стала замечать, что к ней проявляет знаки внимания вернувшийся с войны бывший лучник по имени Алфер Гарма.

Кучерявый, мускулистый гигант сорока лет с мягкими чертами лица и холодными сапфировыми глазами, в мирной жизни он нашел себя в изготовлении оружия. Мечи и копья, что ковал он в своей кузнице, шли буквально нарасхват.

Вскоре его знаки внимания переросли в поцелуи. Варвара отвечала ему взаимностью. Не такой явной, как того хотелось бы оружейнику, но достаточной для пробуждения настоящей страсти. А она разгоралась в нем с каждой встречей.